…Через пять дней на наш лагерь вышла группа боевого охранения передовых частей 3‑й танковой армии Первого Прибалтийского фронта. (Уходя на север, мы попали в зону их действий.) Узнав, кто мы, бойцы оставили нам немного продуктов и заверили, что немцы повсеместно отступили. Пообещали, что как только вернутся в часть, то немедленно пришлют за нами санитаров. Ждать пришлось ещё сутки, но это было уже другое ожидание. Летуненко повеселел, только всё вздыхал о Стриже. И даже сказал мне: «Вы, конечно, неверующий, но всё-таки Бог есть. И сын у него, наверное, есть. И, может быть, не один. Знаете, я думаю, что Стриж один из них».
А потом был полевой госпиталь, где меня всё-таки нашёл Моргунов. Он же привёз мне мой блокнот. Мы долго говорили о всех перипетиях нашей операции, и он попросил меня написать краткий отчёт. (Так он скромно назвал наши свидетельские показания для органов контрразведки.) Мы с Летуненко ещё заранее договорились: дружно утверждать, что потеряли Стрижевского из вида, когда он вместе с Лариным прикрывал нас в последнем бою. А что с ними было дальше, мы, дескать, не знаем. Нам с Максимом было ясно, что расскажи мы правду — станет совершенно очевидным, что Стриж попал в плен, ведь труп его в окрестностях лагеря не был обнаружен.
Уже долечиваясь в московском госпитале, я скомпоновал и дополнил свои записи, оставляя «зашифрованными» наиболее щекотливые места. Я заполнил почти до половины блокнот, подаренный мне Ортенбергом. Тогда же написал очерк «Глазами разведчика», который был опубликован в одном из последних июльских номеров «Красной звезды». Ортенберг был доволен. Но самые драматические моменты он из очерка вырезал, да и фамилию Стрижевского приказал убрать, заменив скромной буквой С. Меня же представили к ордену Красной Звезды. Что же, Бог троицу любит, может и дадут. Ещё Ортенберг напомнил мне о втором задании: просил меня напрячься и всё-таки написать статью об образцовом офицере. Но к этому моменту я понял, что такую статью не напишу. Перед глазами стояли Стриж, Несветаев, Серёгин, и всё, что я знал про них, не позволяло ни приукрашивать, ни, тем более, врать. А интуиция подсказывала, что для такой статьи нужна полуправда, нужна парадная сторона… Про Стрижа даже и заикаться не стоило, кто пропустит статью о пропавшем без вести, да ещё если всплывёт история с его отцом?
Ещё и ещё раз беру свой блокнот и перечитываю свою запись последнего разговора с Олегом Стрижевским. Перечитываю и понимаю, что, наверно, никому и никогда не решусь ни показать эту запись, ни рассказать то, что узнал.
5
Тот ночной разговор я записал в форме рассказа Олега Стрижевского. Мне же досталась роль слушателя, иногда задающего наводящие вопросы…