Теперь, когда Ленка сказала, что с машиной что-то не так, я сразу же увидела, какая она несоразмерно большая: по пропорциям — «Жигули-копейка», по габаритам — настоящий «Хаммер». Пробегавшая мимо автомобиля девушка едва-едва доставала до вершины колеса этого гиганта.
— Да, — протянула я, — а если бы ты мне не сказала, я бы купила эту картину и долгие годы наслаждалась бы ею. А теперь не могу, как отрезало. Хотя, может быть, это и не Жигуль вовсе? У «Шевроле» есть такая модель: полулегковушка-полугрузовик. Выглядит очень похоже.
— Я тебя умоляю, откуда у нас на Центральном проспекте «Шевроле»-переросток? Да он просто не умеет рисовать автомобили! Вот глянь — и на этой картине они какие-то кургузые, и вот тут тоже…
К нашей экскурсии присоединились продавщица и охранник. Они тоже с веселым недоумением отметили, что надо же — уважаемый художник, член союза, выставляется по всему миру, да и сам заядлый автомобилист, — а машины изображать не умеет!
— Что же мне делать? — заныла я. — Я так хотела купить картину со своим домом! А теперь что?
— Не беда, — рассудительно сказала Ленка. — Посмотри вот на эту. Опять же она маленькая и стоит в два раза дешевле. Тебе ничего это не напоминает?
Я вгляделась. Это был тот же Центральный проспект, только с противоположной стороны, он был такой уныло-депрессивный, по мокрой аллее куда-то спешила девушка, светофоры горели красным светом, и ни одной машины на проспекте не было.
— Здорово, — сказала я, — а как же мой дом?
— Смотри сюда, — сказала моя умная подруга. — Вот это магазин «Тысяча мелочей», правильно? За ним «Дом быта», правильно? Значит, следующая башня — магазин «Океан», и вот этот смазанный силуэт за ним и есть твой дом. Да ты посчитай сама!
Я посчитала, оказалось, она права. Наверное, мы соседи с Григорием Матрехиным, вот он и пишет окрестности Центрального проспекта.
Люблю я своих подруг с техническим образованием! Все-то они знают, все-то умеют. Не то что мы, гуманитарии.
В общем, я купила эту маленькую картину вместо большой и сразу же озаботилась — а вывозить-то ее как? Разрешение нужно?
— Не нужно никакого разрешения, — авторитетно сказала продавщица. — На современные произведения искусства запрет на вывоз отменили, если можете доказать, что картине не больше пятидесяти лет, то везите на здоровье.
— Конечно, можем! — обрадовалась я. — Наш проспект построили в семидесятые годы. Вот у вас и наборчик открыток продается как раз с этими же домами. И даты проставлены. Чем не доказательство?
Кстати сказать, чемодан мой так не разу и не открыли, и набор открыток для демонстрации мне не понадобился. И картину я действительно повесила у себя в спальне. И она сильно скрашивает мою жизнь — когда у меня все совсем плохо, я на эту картину смотрю, думаю о том, что могло бы быть куда как хуже, и настроение у меня сразу улучшается — спасибо художнику — соседу по Центральному проспекту!
Пока я предавалась воспоминаниям, главарь банды уютно расположился на полу у музыкального центра и принялся знакомиться с моей коллекцией дисков, а она у меня не маленькая, на нее уходит чуть ли не половина моей зарплаты — той, что остается после уплаты налогов и закупки одежды. Он перебирал диски и начал даже похрюкивать от удовольствия.
— Черт, у меня этого сборника Алана Прайса нет, я даже не знал об его существовании! Вот этот диск Агатсумы я давно ищу, но его нигде нет… И вы слушаете Сида Баррета?
Внезапно он осознал, что его восторженные комментарии не совсем вяжутся с обстановкой, смутился и принялся запихивать коробки обратно на переполненные полки. У него, естественно, ничего не получалось — тут специальная система нужна. Я презрительно фыркнула.
— Оставьте мои диски в покое. Если я хоть одного из них не досчитаюсь, после вашего ухода немедленно вызову полицию.
— А если я ничего не украду, тогда не вызовите?
Я промолчала. Обнадеживать этого искателя сокровищ совершенно не хотелось.
— Инна, а можно, я вас спрошу?
Я сделала вид, что ничего не слышу.
— Скажите, вы смогли бы меня простить? Ну не сейчас, а когда-нибудь потом?
Я повернулась и вышла из комнаты.