Спросите Колорадо: или Кое-­что о влиянии каратэ на развитие библиотечного дела в США

Джуди — единственная японка нашего дожо, но японка не вполне настоящая. Она родилась в Америке, и родители, эмигрировавшие в Америку после Второй мировой войны, не обучили ее японскому языку. Дома они говорили по-английски, считая, что детям будет легче жить в Америке со знанием английского языка.

Они жестоко просчитались. В полном соответствии с печальным советским анекдотом «Били не по паспорту, а по морде», в Джуди всегда распознают японку ее соотечественники и пытаются обратиться к ней по-японски. Она не понимает, не отвечает, и злится, и растет ее неуверенность в себе и сопротивление. Когда-то, в минуту безысходности, она открыла для себя каратэ, как лучший способ защититься от агрессивного окружающего мира. Когда она в дожо, ей сам черт не брат, и ее раскосые мечущие молнии глаза сулят врагу немедленное поражение. Ее первый муж, японец в первом поколении, говорил по-японски, и этого она не смогла ему простить. Так она осталась одна, с двумя маленькими детьми, дослужившимися уже до коричневого пояса и побеждающими на всех соревнованиях, будь то местные или Панамериканские. Внешний вид не пропьешь. Меня она уважает за то, что я от родного языка не отрекаюсь. И еще за то, что я сама зарабатываю себе на жизнь. Домохозяек, в лице Элизабет и Лоры, она терпит, но иногда позволяет себе колкости в их адрес. Когда никто, кроме меня, не слышит. Я обычно улыбаюсь в ответ, и Джуди улыбается тоже. Это странно — видеть улыбку на ее словно бы выкованном из стали лице. Эту улыбку трудно забыть.

Так вот, я спросила у Джуди, собирается ли она на сборы. Я знала, что она ни за что не пропустит такое развлечение. Это просто был вежливый диалог, где всем участникам заранее известны и вопросы и ответы. Но, к моему удивлению, она замешкалась с ответом.

— Не знаю… — протянула Джуди, отводя глаза. — Многие не едут в этом году… А без компании скучно…

— Кто не едет? — удивилась я.

— Джон сказал, что не знает, поедет или нет, — пожала плечами Джуди.

Джон… Отец Камиллы? — наконец доперла я.

Джуди покраснела (насколько это было заметно на ее и без того смуглом лице) и кивнула.

Тут и сам Джон подтянулся, легок на помине.

— Ты на сборы собираешься? — как не в чем ни бывало, осведомилась я.

Он недовольно сморщился.

— Мне не до сборов. У нас на работе такое творится… Если до конца недели ситуация не изменится, придется искать новую работу.

— А что случилось?

— Да полная ерунда. — Он поднял голову и затравленными глазами обвел всю нашу компашку, поскольку Лора и Элизабет были уже тут как тут. — Девчонки, вы не очень спешите? У меня голова уже не варит, а на работе и поговорить ни с кем нельзя, все от меня шарахаются, как от зачумленного…

— Пошли в «Хакльберри», — решительно сказала Лора. — Прямо сейчас, не переодевайтесь. Я как раз хотела вас угостить новым чаем, мне только что привезли. Там и поговорим.

«Хакльберри» — ресторан, кондитерская и чайная, всего в двух шагах от нашего дожо, куплен Лориным мужем года два назад и названием своим обязан вовсе не Гекльберри Финну, а ягоде чернике, изображение коей и украшает вывеску.

Мы собрали свои вещи, вышли из дожо, поднялась по ступенькам, пересекли ресторан и прошли в маленький зал чайной. Там было пусто — американцы редко пьют чай в десятом часу ночи в среду вечером.

Лора отправилась на кухню и через минуту вернулась с деревянной коробочкой в руках. Подросток-официант немедленно принес чашки с блюдцами, чайник с кипятком и подгоревшее свежевыпеченное печенье с кусочками шоколада.

— Вот! — гордо произнесла Лора, доставая из коробочки какой-то сероватый клубочек, похожий на сушеного осьминога. — Это особая разновидность белого чая. Очень редкая и очень дорогая. Сейчас я его заварю.

Она осторожно опустила клубочек в стеклянный заварочный чайник и залила его кипятком. Клубочек немедленно начал расправляться, выпуская какие-то слоистые перышки и окрашивая кипяток в мутно-желтоватый цвет. По комнате разлился запах прелого сена.

— Теперь мы ждем десять минут, — Лора взглянула на часы, засекая время, — и можно разливать.

— Неужели десять? — изумилась я.

— Не меньше, а то вкус будет не таким ярким.

Мы начали грызть бракованное печенье, которое всегда есть у Лоры в запасе, поскольку его все равно уже не продашь, а выбрасывать жалко. Ее дети и сотрудники на него уже смотреть не могут, и Лора мечтает освоить технологию безотходной выпечки, но у нее пока не получается.

Молчание затягивалось.

— Кстати, а где ваши дети? — спросила я. Редко бывает, чтобы мы могли вот так в молчании посидеть, обычно вокруг бегают и прыгают как минимум шестеро детей, а иногда и побольше.

— Мои дома с папой, — откликнулась Лора.

— Мои дома одни, — гордо сказала Джуди. — Дочке исполнилось двенадцать неделю назад.