Средь тяжкого труда и скорби

Ее глаза расширились, когда она поняла, о чем только что подумала, и все же это было правдой. Она завидовала им — завидовала их любви и их очевидному мужеству, глубине их веры и силе их объединенной воли. Любовь своих подданных, преданность своих последователей… и уверенность в своей цели. Их непоколебимая, несгибаемая приверженность всему, во что они верили и чем дорожили. Они еще могут оказаться неправы, еще могут обнаружить, что они действительно служили Шан-вей, а не Лэнгхорну, как бы они ни думали сами. Но ошибались они или нет, они служили своим убеждениям с яркой, пылкой энергией, которой Айрис Дейкин могла только позавидовать в мире, в котором столько уверенности исчезло в смятении, ненависти и кровопролитии.

Неудивительно, что она хотела, чтобы часть этой магии, этого пламени отраженной легенды и светлой чести коснулась ее. Она с удивлением поняла, что именно это привязывало к ним всех их последователей — стремление быть достойными их, поскольку они доказали, что достойны своих корон. Интенсивность этого осознания потрясла ее до костей, как какой-то безмолвный вихрь, и в этот момент она осознала его соблазнительность. Ухватиться за что-то, за что угодно, что придавало цель, уверенность и честь жизни посреди всего этого замешательства и сомнений — кто бы не жаждал этого? Как мог кто-то не жаждать сказать, как сказал Кэйлеб Армак в зубы самому великому инквизитору, с обжигающей, бесстрашной честностью: «Я стою здесь; я не могу поступить иначе»?

Отойди, Айрис, — сказала она себе. — Отойди. Да, ты этого хочешь, но тебе нужно подумать о том, почему. Тебе нужно понять, что движет этим голодом. Это слишком соблазнительно, слишком сильно. Отец Дэвис сказал бы тебе, что ты поддаешься всей неоспоримой доброте Кэйлеба и Шарлиан, точно так же, как они сами были соблазнены на служение Шан-вей из-за своей любви к своему народу. Шан-вей ведет нас не через тьму в наших сердцах; это свет внутри нас, который она искажает, извращает и использует против нас.

— Я надеюсь, что сообщения о бароне Грин-Маунтин неверны, ваше преосвященство, — услышала она свой голос вслух. — Боюсь, у отца было очень мало хороших слов, чтобы сказать о нем, но даже он признал, что во всем мире никогда не было более способного или преданного первого советника.

— Нет, не было. И особенно печально, что Кэйлеб и Шарлиан оба лишились услуг первых советников, о которых это можно было бы сказать. Но в ее случае, я думаю, все еще хуже. Конечно, она еще не полностью потеряла его, но он фактически был ее вторым отцом после смерти ее родного отца.

— Я вижу это, — сказала Айрис, ее сердце сжалось, когда она подумала о Филипе Азгуде и обо всем, что он стал значить для нее, и снова импульсивно коснулась предплечья архиепископа. — Я это вижу. И не могли бы вы передать ее величеству от моего имени, пожалуйста, что я буду вспоминать барона в своих молитвах?

— Уверен, что она будет благодарна услышать это, ваше высочество. — Стейнейр коротко похлопал ее по руке, затем оглянулся на переполненную гавань.

— Конечно, есть несколько других вопросов, которые необходимо рассмотреть, — сказал он. — Например, у отца Дэвиса много обязанностей среди лоялистских конгрегаций здесь, в Теллесберге. Я думаю, ему было бы трудно покинуть Старое королевство, чтобы он не почувствовал, что бросает тех, кто от него зависит. Однако ни их величества, ни я не хотим лишать вас духовенства по вашему выбору. Не хотите ли вы, чтобы я попросил отца Дэвиса назначить капеллана-лоялиста, который сопровождал бы вас в путешествии? Я уверен, что он смог бы предложить несколько вариантов.

— Это… вероятно, была бы хорошая идея, ваше преосвященство, — медленно ответила Айрис, прикрыв глаза. — Думаю, если вы простите меня за то, что я это говорю, но важно, чтобы Дейвин не сталкивался с… конкурирующими ортодоксиями в этот период своей жизни.

— Никогда не стоит запутывать детей, — согласился Стейнейр. — В то же время, однако, если вы тоже простите меня самого за то, что я скажу, они способны воспринимать различия во взглядах с гораздо большей остротой, чем им приписывают взрослые. В свое время вашему брату придется решить, во что он сам верит, и боюсь, что ему, вероятно, придется сделать этот выбор раньше в своей жизни, чем большинству, просто из-за того, кто он есть. Согласен, что сейчас не время для него быть пойманным в ловушку между людьми Божьими, которые оба утверждают, что знают правду, но упорно говорят ему разные вещи, но думаю, что вы обязаны сделать это ради него — и, возможно, ради себя, если вы простите за замечание — видеть обе стороны проблем, которые в настоящее время так сильно наносят ущерб Матери-Церкви.