Средь тяжкого труда и скорби

Стейнейр взял ее правую руку в свою, положив ее на сгиб своего левого локтя, когда он встал рядом с ней, и они оба повернулись, чтобы еще раз взглянуть на город.

— Возможно, — повторил он. — Но, возможно, и нет.

Он повернул голову, глядя на ее профиль, в то время как ветер трепал знамена, развевающиеся с фасада собора, как хлысты.

— Я, конечно, не могу говорить об отношениях вашего отца с вашим братом, — продолжил он. — Но могу сказать, что, глядя на вас и Дейвина, на то, кто вы есть и кем вы стали, несмотря на все, что произошло, я гораздо лучшего мнения о князе Гекторе, чем когда-либо прежде. — Она вздрогнула от удивления при этом признании, и он улыбнулся. — У меня все еще есть… серьезные сомнения относительно него как правителя, вы понимаете, ваше высочество. Но он — или, возможно, он и ваша мать — очевидно, сделали что-то правильное как родители, когда речь идет о вас и вашем младшем брате.

— Лестью вы ничего не добьетесь от меня, вы знаете, ваше преосвященство, — легко сказала она, пытаясь скрыть, как глубоко ее тронула его последняя фраза. — Возможно, отец и не позволил моим оруженосцам победить меня в бейсболе, но он убедился, что я поняла, насколько опасными могут быть сладкие слова!

— Уверен, что он это сделал, и если бы он не сделал, граф Корис давно бы исправил упущение, — сказал архиепископ так сухо, что она усмехнулась. Затем он повернулся к ней лицом, и выражение его лица стало более серьезным.

— Должен признаться, ваше высочество, что я последовал за вами на балкон этим утром не просто для того, чтобы насладиться солнечным светом и ветерком вместе с вами. Я только что получил известие из дворца, и оно касается вас и Дейвина.

— Это так? — Айрис почувствовала быстрый укол беспокойства, но это не отразилось на ее тоне, и ее глаза были спокойны, когда она смотрела на него.

— Это так, — ответил он. — Уверен, вы знаете, что брачный договор между Кэйлебом и Шарлиан не только учредил совместный имперский парламент, но и требует, чтобы правительство проводило половину каждого года, за вычетом времени в пути, в Теллесберге, а другую половину в Чисхолме?

Он изогнул бровь, и она кивнула.

— Что ж, боюсь, они выбиваются из графика. — Он поморщился. — С этим делом в заливе Таро, и необходимостью безопасно вывезти вас и Дейвина — и графа Кориса, конечно, — из Делферака, а теперь из-за этого дела в Сиддармарке, Кэйлеб оставался здесь, в Теллесберге, почти целый год, а Шарлиан была здесь почти восемь месяцев. Они должны были отправиться в Чисхолм четыре месяца назад, и хотя все в Черейте понимают, почему они этого не сделали, дальнейшее откладывание этого уже никак нельзя оправдать. Или, скорее, нельзя для Шарлиан. Она собирается вернуться в Чисхолм в ближайшие несколько пятидневок, в то время как Кэйлеб собирается отплыть для… ну, для координации действий с герцогом Истшером и, возможно, для личной встречи с лордом-протектором Грейгором. В любом случае, ни один из них не собирается оставаться здесь, в Теллесберге, очень долго, и вы и юный Дейвин будете сопровождать императрицу Шарлиан, когда она уедет.

Глаза Айрис расширились.

— Но… простите меня, ваше преосвященство, я думала, что Дейвин и я были помещены под вашу опеку.

— Так и остается. — Он похлопал по руке, лежащей на локте. — Я также буду сопровождать императрицу. Одним из отличий Церкви Чариса от Церкви храмовой четверки является то, что архиепископ путешествует по государствам, входящим в состав империи, вместо того, чтобы царствовать здесь, в Теллесберге, и требовать, чтобы все остальные прелаты прибывали отдать ему дань уважения. Однако мы еще не установили четкого графика моих пастырских визитов, и я довольно сильно отстаю. Так что я пользуюсь этой возможностью, чтобы проплыть с вами и Дейвином хотя бы до Черейта. Оттуда я продолжу путь к Зебедии и Корисанде, прежде чем вернусь домой, возможно, через Таро. Предполагаю, что меня самого не будет почти год, но вы и ваш брат все еще будете под моей защитой.

Сердце Айрис подпрыгнуло, когда он упомянул Корисанду, но она попыталась — почти успешно — скрыть эту реакцию от выражения своего лица или глаз. Возможно ли, что ей и Дейвину разрешат…

Не будь глупой, — сказала она себе. — Да, архиепископ — и Кэйлеб, и Шарлиан — обошлись с вами обоими гораздо мягче, чем ты ожидала. Но они не позволят вам вернуться домой, не убедившись сначала, что вы не сделаете ничего, чтобы… дестабилизировать их контроль. Архиепископ Мейкел может отправиться в Манчир, но вы этого не сделаете.

Она знала, что это правда, и она знала, что логика, которая привела к этому, была неопровержимой. Что она приняла бы точно такое же решение, какой бы доброй она ни хотела быть. Она даже знала, что Дейвин был бы гораздо счастливее, если бы ему позволили остаться мальчиком еще на несколько месяцев, а не оказаться в ловушке роли ребенка-монарха в руках регентского совета, над которым он не имел никакого контроля. Но все равно было больно.