Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции

Нужно сознаться, что наутро я даже с некоторым удовольствием приступил к допросу и начал, конечно, с Митрича…

Ведь, в сущности, он был у меня в руках, и мне доставляло, не скрою этого, некоторое злорадное удовольствие поиграть с ним как кошка с мышью…

Быть может, кто-либо и осудит меня за такое чувство, и он будет прав. Но, повторяю опять, я был тогда еще слишком молод, а, кроме того, воспоминание о том грабеже, который учинили надо мной эти негодяи, и о том чисто животном страхе, который я пережил благодаря им, были еще слишком свежи в моей памяти.

Городовой ввел ко мне рослого и плечистого детину, который при входе скользнул по мне глазами, а затем отвел взгляд в угол. На угрюмо вызывающем лице его еще сохранились следы сажи и красной краски… Я невольно улыбнулся…

Городовой вышел и оставил нас одних.

– Ну-с, как же тебя звать? – задал я обыкновенный вопрос.

– Не могу припомнить! – последовал ответ.

– Гм!.. Вот как!.. Забыл, значит?. Как же это так?

– Да так!.. Имя больно хитрое поп, когда крестил, дал… Пока несли из церкви домой, я и забыл, а пока сюда попал, так и совсем позабыл… Просто никак припомнить не могу!.. – говорил задержанный, все еще глядя в сторону, но речь его принимала все более и более наглый оттенок.

– Тэ-э-эк-с, – протянул я. – Что же это ты, бедняга непомнящий, по ночам с дубиной на большой дороге делаешь?

– Ничего… Так… Хожу, значит, по своим надобностям…

– Какая же такая надобность у тебя была вчера, например, когда ты напал с шайкой на нашу телегу?

– И никакой шайки я не знаю, и никакого нападения-то не было… Так просто подошел, попросить, чтоб подвезли… А на меня вдруг как накинутся… Я думал, разбойники!.

– Вот как!.. Притомился, значит, по дороженьке, подломились резвы ноженьки, захотелось подъехать… А на него, бедного, нападают, как на какого-либо разбойника… Ведь так? – сказал я…

Какая-то неуловимая не то улыбка, не то гримаса пробежала по лицу допрашиваемого. Он опять скользнул по мне взглядом, пожал плечами и произнес:

– Именно-с так.

Наступило молчание… Преступник стоял и глядел в угол, а я злорадно думал: «Постой же, вот я тебе покажу “забыл”, мерзавец… Вот я тебя ошпарю».

Я вдруг встал и решительно выпрямился.

– А ну-ка, Митрич, погляди-ка на меня хорошенько! Не узнаешь ли? – внушительно проговорил я, отчеканивая каждое слово…

Допрашиваемый как-то вздернулся и взглянул на меня широко раскрытыми глазами.

– Не могу знать, ваше благородие, – быстро проговорил он.

– Но ведь ты – Митрич? – спросил я.

Глаза у него забегали… Он попробовал усмехнуться, но усмешка вышла какая-то кривая…

– Что же!.. Пускай, по-вашему, буду и Митрич, ежели вам угодно, вам лучше знать… – начал говорить он.

– Да, да!.. Именно мне лучше знать. И я знаю, что ты – Митрич. Да и меня ты должен знать! Погляди-ка внимательнее…

Митрич вскинул на меня уже смущенный и недоумевающий взгляд…

– Не могу припомнить! – проговорил он.

– Ну так я тебе помогу припомнить. Где ты был ночью пятнадцатого августа, в самый праздник Успенья Пресвятой Богородицы?

– В гостях у товарища!

– Не греши и не ври, мерзавец! – проговорил я грозно. – Не в гостях, а с топором на большой дороге провел ты этот великий праздник… свой престольный праздник, – подчеркнул я…

Митрич изумленно смотрел на меня и начал бледнеть, а я, не давая ему опомниться, продолжал:

– Разбойником, кровопийцей засел ты на большой дороге, чтобы грабить и убивать. Как самый последний негодяй и самая жестокая бессмысленная скотина, бросился ты на безоружного с топором! Только потому человека не убил, что «не хотелось в такой праздник рук марать», – сказал я, не спуская с него глаз и отчеканивая каждое слово.

– Да неужто это были вы, ваше благородие? – почти со страхом произнес Митрич, отступая на шаг назад.

– Ага! Узнал небось!..

Митрич бросился на колени.

– Мой, наш грех!.. Простите! – пробормотал он.

Вижу я, что надо ковать железо, пока горячо.

– Ну, а ограбленная и избитая чухонка ведь тоже дело ваших рук? Да говори смело и прямо. Ведь я все знаю. Признаешься, тебе же лучше будет!

– Повинны и в этом! – хмуро проговорил все еще не пришедший в себя Митрич.

Шаг за шагом удалось мне выпытать у него обо всех грабежах этой шайки. Грабили большей частью проезжающих чухон, которые, вообще говоря, не жаловались даже на эти грабежи.

– Почему так?

– Да видите, ваше благородие, они думали, что мы всамделишные черти! – пояснял Митрич.

Шаг за шагом удалось мне выпытать у него обо всех грабежах этой шайки. Грабили большей частью проезжающих чухон, которые, вообще говоря, не жаловались даже на эти грабежи.

Я вспомнил об этом маскараде и потребовал дальнейших пояснений.

– Да, правду говорить, ваше благородие, не хотелось нам напрасно кровь проливать… Нам бы только запугать насмерть, чтоб потом в полицию не доносили. Ведь на нечистую силу не пойдешь же квартальному заявлять!.. Ну вот для этого самого и комедь эту играли…