Среди красных вождей. Том 1.

И Сухаревка и Охотный ряд считались средоточием спекулянтов. «Де-юре» торговля там была запрещена. Но тем не менее рынки эти существовали у всех на виду. Правда, там вечно устраивались облавы милицией и чекистами. Но все как-то освоились с этим обычным явлением, приспособились к нему, поспешно убегая (были даже особые часовые, предупреждавшие о приближении обхода) при появлении облавы и вновь возвращаясь после того, как «охотники», забрав то или иное количество жертв, удалялись… Но жизнь сильнее всяких регламентаций и все, и партийные коммунисты и «буржуи» покупали на этих рынках, часто не имея денег, тут же продавая разные вещи…

В «Метрополе» существовала и прислуга, которая сперва ещё кое-как исполняла свои обязанности. Но вскоре «великий» Зленченко, которому не давали покоя «лавры Мильтиады», издал от имени бюро ячейки особую «декларацию» освобождения прислуги от исполнения «унижающих человеческое достоинство» обязанностей. Таковыми считалась уборка умывальников и проч. посуды. И в скором времени наша прислуга, расширительно толкуя эту «декларацию», совсем перестала убирать комнаты и при некультурности их обитателей всюду воцарилась грязь и страшная вонь…

Не могу не привести разговора, который у меня был со стариком-полотёром, оставшимся верным старым «буржуазным» привычкам. Он в положенное время аккуратно приходил (полы из экономии не натирались) производить генеральную чистку, хотя относясь презрительно к массе новых аборигенов некогда блестящего «Метрополя», он к ним не заходил, и те окончательно гибли — да простит мне читатель это выражение — в собственном навозе. Ко мне старик относился с приязнью. И вот, как-то, убирая у меня, (я жил тогда в помещении Красина, уехавшего в Лондон), он по обыкновенно разговорился со мной.

— А что, Егорий Александрович, дозвольте спросить, вы из каких будете? не из дворян?

— Да, Михаил Иванович, из дворян….

— Так-с… ну, а Леонид Борисович, он тоже из благородных?

— Он сын исправника…

— А, ну, значить, тоже из господ — оно и видно, по поведению видно, не то что вся эта шантрапа «товарищи», — с каким-то омерзением махнул рукой старик. — Э-х, Егорий Александрович, конечно, слов нет… слобода всем нужна, что и говорить, но только её понимать надо, слободу-то, что она есть… Вон теперь все кричат «долой буржуев!». Нет, ты стой — погоди, брат, пускай «буржуй», но ты посмотри в корень, какой он такой человек есть, буржуй-то, али капиталист?… Вот что… Гляди, он и образован и поведением бьёт тебя, — вежливость и всё такое, прямо сделайте ваше одолжение, всё по-хорошему. А нынче то что… Ладно, прежнего буржуя убрали, загнали в свинячий угол. Ладно, ну, а что же сами то товарищи? Кто они?…

Он остановился со щёткой в руках и, выразительно хитро подмигивая мне глазом, на мгновение замолчал, как бы ожидая от меня ответа.

— А я вот прямо, как перед истинным Богом скажу тебе, Егорий Александрович, буржуя-то они упразднили, а сами на его место… Верно тебе говорю, Егорий Александрович, теперь они буржуи… Только где им?… Ты посмотри на него, братец ты мой, что ты… нешто можно его сверстать с прежним-то буржуем!.. Да нипочем, — тот-то был и аккуратный и образованный, знал и понимал, что и к чему, одним словом, был настояний господин… Ну, конечно, что говорить, соблюдал свой антирес, слов нет… А нонишний-то, «товарищ — буржуй»-то, что он есть?… Да, ты, парень, глядь — погляди на него… в самый пуп, в самое нутро его погляди!.. Да ведь от него на три версты нуж…ком разит, не продохнёшь, не отплюёшься, не отчихаешься… Ну, а насчёт своего антиресу, так ведь он, брат, прежнему-то сто очков вперёд даст!.. Руки загребущи, глаза завидущи и… прямо за глотку хватает и рвёт, зубами рвёт!!. И чавкает, тьфу ты мерзость какая!.. А сам-то, орёт «пролетарии всех стран…!», да «долой буржуев!»… и грабит, и копит, и ты, знай, не замай его, потому его сила…

— Это я вам, Егорий Александрович, от всей души говорю, и не боюсь я их, в глаза им это говорю — сердятся, а мне что… плевать мне на них, пусть знают, как я их считаю, вот тебе и весь сказ… Вчера вот один из них, как я его старым делом стал вычитывать, и говорит мне: «смотри, мол, старик, за эти вот самые слова тебя и в Чеку можно представить, потому, как ты есть контрреволюционер!»… Ах, ты поди ты, Бог твою бабушку любил!.. Обложил я его что ни есть последними словами: отстань, мол, слякоть, рвань поросячья… иди доноси!..