Эйдуку было поручено принять один сдавшийся на фронте белогвардейский отряд. Выстроив сдавшихся, он велел офицерам выйти из рядов и выстроиться отдельно от солдат. К солдатам он обратился с приветствием. Повернувшись затем к офицерам, он сказал:
— Эй вы, проклятые белогвардейцы!.. Вы знаете меня… Нет? Ну, так узнайте… Я Эйдук! Ха-ха-ха, слыхали?! Ну, вот, это и есть тот самый Эйдук, смотрите на меня! Х-а-р-а-ш-е-не-к-о смотрите… Сволочь, белогвардейцы (непечатная ругань)!.. Так вот, запомните: если чуть что, — у меня один разговор… Вот видите этот маузер (он потряс громадным маузером) — это у меня весь разговор с вами (непечатная ругань), и конец!.. Этим маузером я собственноручно перестрелял таких же, как вы, белогвардейцев, сотни, тысячи, десятки тысячи… Я сам буду сопровождать вас в Москву!.. Смотрите у меня (непечатная ругань), и помните вот об этом маузере!..
И тут же, свирепо набросившись на ближайшего офицера и буравя его бешенным взглядом своих налившихся кровью глаз, он схватил его за плечо, сорвал с него погоны и, всё более и более свирепея, стал топтать их ногами.
— Эй вы (непечатная ругань) сволочи белогвардейцы!! Долой ваши погоны, чтобы я их не видел больше!!! Срывайте… Живо у меня, а не то… ха-ха-ха, вот мой маузер!..
И для того, чтобы ещё больше терроризировать этих сдавшихся и безоружных людей, он приставил к голове одного из них свой маузер и, как сумасшедший, стал орать:
— Только пикни, сволочь белогвардейская (непечатная ругань), и конец!.. Ааа, не нравится? Ну, так вот помни… У меня жалости к вам нет!..
Об ужасных подвигах Эйдука даже привычные люди говорили с нескрываемым отвращением. И вот этот-то человек был назначен ко мне. И мне пришлось пожимать ему руку… Он явился ко мне в меховой оленьей шапке (которую не забыл снять) и с болтающимся в деревянном чехле громадным маузером… может быть, тем самым… Он пришёл не один, а со своим приятелем, неким Соколовским, которого он мне и представил.
— Феликс Эдмундович послал меня к вам, товарищ Соломон, — начал он, — для работы под вашим начальством… Вы уже говорили с ним по телефону и знаете, в чём дело… Я в вашем распоряжении. А это вот товарищ Соколовский, хотя и не партийный, но я головой ручаюсь за него и, если вы разрешите, я хотел бы, чтобы он помогал мне… Какое назначение вы мне дадите?
— Я сговорился с Феликсом Эдмундовичем, — ответил я, — что я вас назначу заведующим отделом агентур… Если вы согласны, я сейчас же распоряжусь заготовить приказ о вашем назначении… А товарища Соколовского… я, кстати, только теперь организую этот отдел… так вот, товарища Соколовского я могу назначить секретарём этого отдела… Вас это устраивает, товарищ Соколовский? Вы справитесь с этой ролью?…
— Кто? Он-то? — живо перебил меня Эйдук. — Xa-xa-xal Да ведь он присяжный поверенный… Ха-ха-ха, конечно, справится!
И вот с этих пор и до того момента, когда я, по постановлению Политбюро, должен был сдать Наркомвнешторг, чтобы ехать в Германию, я продолжал свою работу по контрабандному ввозу товаров, находясь под наблюдением Эйдука, который действительно наводил все справки о кандидатах, сам рекомендовал мне своих кандидатов, которых он хорошо знал… Словом, в этом отношении я был, как у Христа за пазухой. Держал он себя очень прилично, мне не досаждал, был исполнителен, и его участие в этой работе значительно облегчало мне дело…
В заключение описания работы Эйдука приведу маленький эпизод.
Как-то он засиделся у меня до 11–12 часов вечера. Было что-то очень спешное. Мы сидели у моего письменного стола. Вдруг с Лубянки донеслось (ветер был оттуда) «заводи машину!» И вслед затем загудел мотор грузовика. Эйдук застыл на полуслове. Глаза его зажмурились, как бы в сладкой истое, и каким-то нежным и томным голосом он удовлетворённо произнёс, взглянув на меня:
— А, наши работают…
Тогда я ещё не знал, что означают звуки гудящего мотора.
— Кто работает?.. что такое? — спросил я.
— Наши… на Лубянке… — ответил он, сделав указательным пальцем правой руки движение, как бы поднимая и опуская курок револьвера. — Разве вы не знали этого? — с удивлением спросил он. — Ведь это каждый вечер в это время… «выводят в расход» кого следует…
Холодный ужас прокрался мне за спину…. Стало понятно и так жутко от этого понимания… Представились картины того, что творилось и творится в советских застенках, о чём я говорил выше (см. гл. XVII)… Здесь рядом, чуть-чуть не в моей комнате…
— Какой ужас! — не удержался я.
— Нет, хорошо… — томно, с наслаждением в голосе, точно маньяк в сексуальном экстазе, произнёс Эйдук, — это полирует кровь…
А мне казалось, что на меня надвигается какое-то страшное косматое чудовище… чудовище, дышащее на меня ледяным дыханием смерти…
Оно гудело за окном моей комнаты, где я жил, работал и спал…
Гудела Смерть
…XX
— Товарищ Соломон? — спросил меня женский голос по телефону.
— Да, это я… слушаю…
— С вами хочет говорить товарищ Ленин. Я передаю ему трубку…