Срединное море. История Средиземноморья

4 июля 1776 г. весь мир узнал, что британские колонии в Северной Америке заявили о своей независимости. Конфликт, начавшийся со спора по поводу колониальной политики Великобритании, всего за два года развился до кризиса, который радикально изменил мир. В марте 1778 г. Франция также ввязалась в драку, причем приняла сторону Америки; Людовик XVI, унаследовавший престол после своего деда четырьмя годами ранее, всеми возможными способами убеждал испанского короля Карла III последовать его примеру. Поначалу Карл колебался. Его участие на последнем этапе в Семилетней войне обернулось катастрофой; предпринятая после этого в 1774 г. экспедиция против алжирских пиратов принесла ему не столько вреда, сколько позора, и он отчаянно нуждался в новых военных успехах. Более того, он и сам владел огромными колониями в Новом Свете; неужели он хочет, чтобы там вспыхнула революция? Наконец, он был сердит на Людовика. По условиям Фамильного пакта французский король должен был посоветоваться с ним, прежде чем вступать в союз с Америкой; теперь же он призывал Испанию присоединиться к нему, ссылаясь на тот же самый пакт. По этой причине Карл предложил свои услуги в качестве посредника между двумя сторонами. Он высказался в пользу того, чтобы Британия отложила враждебные в отношении Америки действия на год; в течение этого срока американские колонии следует рассматривать как независимое государство. В Мадриде пройдут мирные переговоры, в которых американские представители примут участие на равных основаниях с английскими. Вряд ли стоит говорить, что платой за это посредничество должен был стать Гибралтар.

Британское правительство, что неудивительно, решительно отвергло эти предложения. По его заявлению представлялось, что этот проект «исходит из всех отвергнутых нами принципов и содержит все отвергнутые нами условия». Перед лицом таких обстоятельств в 1779 г. Карл также объявил войну. Будущее колоний Британии в Америке его не беспокоило, но Гибралтар и Менорка стоили того, чтобы за них сражаться. Однако вопрос заключался в том, как завоевать их, и требовали разрешения не менее 65 отдельных проблем. Одной из неотложнейших — и, возможно, важнейшей из всех — было вторжение в Англию. Вместе с французами Карл с легкостью мог подготовить флот, достаточно большой для того, чтобы сокрушить Королевские военно-морские силы в Ла-Манше, и армию, способную справиться с относительно малочисленными британскими войсками, не отправившимися сражаться в Америку. Но идея не совсем нравилась Карлу — он предпочитал более непосредственные действия. Он решил осадить Гибралтар.

Осада началась 11 июля 1779 г., когда новоприбывший испанский командующий, Мартин Альварес де Сотомайор, произвел одиночный выстрел из форта Санта-Барбара через границу. Британский генерал сэр Уильям Грин ответил — его орудия вели ожесточенный огонь по врагу впервые более чем за полвека, — и продолжал обстрел примерно сутки. В течение следующих двух месяцев осаждавшие окопались, построили площадки для орудий и обеспечили себе укрытия ввиду надвигающейся зимы, в то время как их силы постоянно росли: к концу октября они насчитывали более 14 000. Напротив, британский гарнизон исчислялся примерно 4000 офицеров и солдат; в него также входило 1300 ганноверцев. Комендант, генерал Джордж Огастес Элиотт, должен был принимать в расчет 1500 солдатских жен и детей, а также местное население, насчитывавшее еще 2000 человек; он предвидел, что с продовольствием возникнут трудности. Так как испанская блокада пока оставалась неполной, он предложил всем желающим покинуть скалу [273]

как можно скорее. Несколько евреев и генуэзцев согласились уплыть на маленьких лодочках в Португалию или на Берберийское побережье; оставшимся предстояло ожидать прибытия конвоя из Британии — если он сможет пробиться через блокаду.

С самого начала Грин дал образцовый пример своим людям: чтобы сохранить пищу — и пополнить ее запас, — он застрелил одну из своих лошадей. Чтобы определить минимальную потребность в питании, он в течение недели ежедневно съедал лишь по четыре унции риса. При этом он никому не позволял с собой шутить: один из его офицеров, капитан Джон Спилсбери, записывал в своем дневнике:

«3 октября. Кажется, кто-то из 58-го говорил: если испанцы придут, то „черт меня возьми, если я не перейду к ним“. Это услышали; комендант сказал, что он, должно быть, сошел с ума, и приказал обрить ему голову, поставить пластырь, пустить кровь и, отправив к провосту, надеть на него смирительную рубашку, посадить на хлеб и воду и молиться за него в церкви».