Теперь греческое правительство нуждалось во всех силах до единого человека, чтобы остановить продвижение армии Ибрагима, если такая возможность вообще еще оставалась. Колокотрониса, как и его сподвижников капитанов, поспешно освободили из заточения на Гидре и вновь вверили ему высшее командование силами греков; согласно другому декрету, изо всех областей страны мобилизовалось по одному человеку на каждую сотню населения. Но было слишком поздно: египетские силы быстро распространились по Пелопоннесу. Колокотронис, полагавший, что ключом ко всему полуострову является Триполис, решил уничтожить город до их прибытия, но его вновь постигла неудача: войска Ибрагима прибыли до того, как пожар нанес значительный ущерб, и вскоре потушили его; вначале они разграбили и разрушили город, а затем вновь подожгли. И вновь проявления варварства были ужасающими. Доктор Сэмюэль Гридли Хоув
[333], американский военный врач, прибывший в Грецию в том же году несколько раньше, записывал в дневнике:«Я отправился на берег на восходе и… прошел место, где по-прежнему лежали мертвые всадник и лошадь, которых не смогли унести враги. Они были обезглавлены; трупы были жестоко изувечены греками, которые нанесли им всевозможные бесчестья. Им показалось мало оставить тела непогребенными — они должны были явить по отношению к ним самую варварскую жестокость».
Всего через два дня, 28 июня, он добавил:
«Но что делать бедным грекам? Ибрагим-паша со своей армией прошел через всю Морею от Модона до Наполи [Навплии]. Он безо всякого ущерба миновал проходы, где 500 решительных воинов могли бы поставить всю его армию в безвыходное положение. Он сжег Аргос, Триполицу и Каламату — три крупнейших города в Морее. Дело не столько в потере этих мест и количестве имущества, которое турки уничтожили на своем пути: стала ясна слабость страны, не способной противостоять армии, которая не составляет и пятой части тех сил, что может прислать враг».
Доктор Хоув говорил чистую правду. Он не знал, что самая страшная катастрофа еще впереди.
Во всей истории войны Греции за независимость имя города Миссолунги значительно выделяется на фоне прочих. Причиной является не только противостояние города двум спланированным наступлениям на него в 1822 и 1823 гг. (не сдавшись туркам, Миссолунги стал единственным городом, остававшимся в руках греков с момента начала военных действий); дело также не только в том, что лорд Байрон умер здесь в 1824 г., хотя это сделало город знаменитым на всю Европу. Название «Миссолунги» сделалось своего рода символом в результате события, которое городу пришлось пережить накануне Вербного воскресенья 1825 г. и которое приковало к нему взоры всего мира, охваченного ужасом.
Турецкая армия, двинувшаяся в начале того года под командованием Решид-паши из Арты к югу, остановилась за стенами города в конце апреля. Она насчитывала примерно 8000 бойцов; гарнизон Миссолунги, противостоявший ей, был вдвое меньше. Однако в отличие от единых сил турок гарнизон, что характерно, состоял из дюжины разных групп, и во главе каждой находился свой командир. Согласовать действия было трудно, пока среди прочих не выдвинулся один прирожденный лидер — командир сулиотов по имени Нотис Боцарис. Во многом благодаря ему на первом этапе осады оборонявшиеся успешно выдерживали все, что предпринимал против них Решид. Кроме того, они знали, что их не удастся уморить голодом, так как по-прежнему располагали линией снабжения, связывавшей их с Закинфом и другими островами Ионического архипелага, расположенными по ту сторону их лагуны, слишком мелкой, чтобы по ней могли пройти турецкие суда.