Это стало особенно очевидным, когда осенью 1966 года собрался очередной XXIII съезд КПСС. Напуганное Карибским кризисом 1962 года руководство страны посчитало, что гарантом сохранения и укрепления позиций социализма может быть не экономическое, а военноэкономическое соперничество с капитализмом, прежде всего США. Поэтому основные ресурсы стали направляться на усиление военнопромышленного комплекса СССР. Формально не отменяя хрущевскую программу, съезд перевёл целевую стрелку государственной политики от экономического соревнования с Соединёнными Штатами к достижению стратегического паритета с ними по видам вооружения. Так в явочном порядке одна цель была заменена другой.
Очевидно, навсегда спорным останется вопрос о том, какая из этих двух стратегий более всего соответствовала долгосрочным интересам советского населения. Была ли хрущевская программа реалистичной или с самого начала была обречена на провал? Несмотря на вызванный ею в свое время энтузиазм, как показали последующие события, она базировалась на предпосылках, обрекавших ее на провал. Дело в том, что, оглядываясь лишь на опыт своего прошлого, Советское руководство слишком полагалось на преимущества планового ведения хозяйства, и в них и ввдело гарантию успеха. Оно не отдавало себе отчет в том, что победа социализма над капитализмом в мирном экономическом соревновании тысячи кратно более сложная и многоплановая задача, нежели превращение в прошлом отсталой страны в передовую индустриальную державу, чем мы так гордились. Для решения новой задачи требовались такие компоненты общественного устройства, без которых в первом случае обошлись за счёт непомерных издержек, страданий и жертв. Во втором случае успех не мог быть достигнут без введения в действие новых движущих сил. Имеются в виду индивидуальные права и свободы, демократическое устройство общества и рыночные механизмы не в том формальном виде, в каком они существовали у нас, а в их реальном содержании, в каком они обеспечивают прогресс и динамизм общества и экономики.
Тоталитарное государство способно успешно решать ограниченный круг задач, и это создает у его правителей иллюзию своего всесилия. В нашем случае было также. Превращение отсталой страны в сравнительно развитую, неизведанным ранее путём, в условиях капиталистического окружения, его блокады и других форм противодействия, конечно, было невиданным ранее историческим прорывом к лучшему. На этом основании советское руководство уверовало в свою способность с помощью тщательно разработанной программы, подкрепленной множеством мобилизационных рычагов воздействия на экономику окончательно превзойти страны развитого капитализма. Таким путём удалось решить задачу преодоления своей отсталости, а задача достижения и опережения развитых стран капитализма была совсем другого масштаба и требовала новых ресурсов, главным из которых была демократия. Если в первом случае решающим фактором подъёма экономики был вызванный революцией
Бесспорно, что происшедшие после XX съезда КПСС и критики Сталина изменения были значительными и придали социализму более гуманный облик по сравнению со сталинским деспотизмом. Но это было совершенно недостаточно, чтобы придать социализму нового дыхания для его успешной конкуренции с капитализмом. Недаром наступившие перемены получили двусмысленное название «оттепели», так раздражавшее хрущёвское руководство, поскольку точно указывало на половинчатость и незавершённость предпринятых им перемен. Беда после сталинского поколения руководителей (как хрущевских, так и брежневских) состояла в том, что они вышли из одной и той же сталинской шинели и никогда не понимали реального смысла демократии. Они никогда не признавали за ней иной роли, кроме как декоративной. Что касается инициативы и ответственности, то их они рассматривали не иначе как в рамках существующих идеологических догм и исходящих от руководства директив. Воспитанные в духе слепого сталинизма, они не верили в неподконтрольную партией инициативу и ответственность, а – отсюда – и в подлинно демократические институты и самодеятельность.
Если даже за руководителями послесталинского поколения признать благие намерения, – на что нет достаточных оснований, – то всё равно их интеллектуальный уровень был на таком уровне, что от понимания вставших перед страной проблем они были далеки. Не только западной, но и марксистской культурой никто из них не обладал, а произносимые по шпаргалкам шаблонные речи мало что для этого содержали. О пересмотре сталинской модели социализма и ее новой концепции в соответствии с реалиями изменившегося мира никто из них не мог и подумать. В такой ситуации не могло быть понимания того, что для соревнования с капитализмом требуется новая модель социализма, в которой движущей силой социально-экономического и технического прогресса общества выступала бы не скованная укоренившимися догмами партийная бюрократия, а свободная воля самодеятельного народа.