Stabat Mater

– Эй! А ну выключайте всё! – ору я.

И не думают. Поворачивают камеру и свет на меня. Слышу голос девицы:

– Это Мария Казанцева? Что с ней? Вы врач? Что можете сказать о ее состоянии? Кто этот мальчик?..

– Выключайте, я сказала! Никаких вопросов! – Я начинаю беситься. – Выключайте немедленно!..

16 апреля. Великий четверг

Мария

Я научилась спать во сне – уже не помню когда… Помню только, как я устала от бесконечных голосов, голосов, голосов, от разговоров, разговоров – то ближе, то дальше, без всякой возможности ответить, окликнуть, спросить… И вот однажды я уснула, и мне стало сниться, что я хочу спать. Но не было ни кровати, ни стула, ни даже просто пола или земли, на которые можно было лечь. И самое мучительное, что не было моего тела, которое могло бы лечь и закрыть глаза и спать, спать… Потом мне показалось, что я все-таки как-то засыпаю, и в новом сне повторилась та же мука. И так я проваливалась из сна в сон, прорывая эти сонные слои, как бумагу, и не находя опоры… Но вот в какой-то момент мое падение остановил Алешин голос, который отчаянно звал меня – звал из какого-то другого сна и кричал, что я умерла. И нужно было прервать этот кошмар! Но как мне было проснуться, если я даже не помнила – где я, в каком сне?..

А потом появилось солнце – вышло из-за облаков и стало припекать. И я сразу вспомнила, что мы с Алешей на пляже в Дагомысе и надо скорее просыпаться, надеть на Алешу футболку и перебираться под тент, потому что у Алеши такая белая тонкая кожа, он мгновенно сгорает до волдырей, а это очень опасно, ведь в его коже почти нет меланина… А между тем происходило что-то тревожное, потому что вокруг злобно кричали, и кто-то назвал мое имя, а потом спросил:

– Кто этот мальчик?

И мой голос, который я никак не могла отыскать, вдруг нашелся где-то внутри меня и поднялся оттуда, из сонной глубины:

– Это мой сын!..

Я еще хотела добавить, что все в порядке, сейчас я позабочусь о нем и уведу его в тень. И вслед за проснувшимся голосом вернулось ощущение сомкнутых век, и я вспомнила простую вещь, которая раньше не приходила мне в голову: проснуться – значит открыть глаза. И через мгновение я увидела, что на пляже творится что-то странное: суетятся и ссорятся незнакомые люди, и какая-то женщина подбегает ко мне и кричит:

– Мария, Мария!..

И Алька, стоящий рядом, тоже кричит:

– Мама, мама!..

И опять из облаков вылетает солнце и ослепляет меня. Но заслониться от него почему-то не получается – рука болтается неизвестно где, дергается, не слушается… А потом начинается вообще бог знает что: появляются еще люди, и отталкивают от меня солнце, и тащат его прочь, и тонкий, истеричный голос, удаляясь, визжит:

– Мария! Два слова для канала «Ветер»! Только скажите, что с вами! Вы больны? Вас отравили? С вами сводят счеты?..

– Мама, мама, просыпайся! Почему ты не просыпаешься?..

– Сейчас, Алька… Я просто… Просто заблудилась в снах…

– Мария, ты узнаешь меня? Я – Ника…

– Ника?.. Пожалуйста, помоги мне сесть… Со мной что-то случилось, трудно двигаться… Алька, почему ты в чужой рубашке?..

16 апреля. Великий четверг

Вероника

– Ты должна убедить ее!.. – Яков Романович напирает на меня своим барабанным животом. Ей нельзя тут оставаться! Ведь есть же этот ч…ов подземный ход! Мы можем вывести ее вместе с Алешей…

В коридоре возле палаты Марии я, Дина, отец Глеб и Костамо.

– И что? – говорю я. – И куда они пойдут? Тем более что никто из них не ходит. Где им спрятаться?..

– Да хоть у меня дома, – гудит Костамо.

– Или у меня, – говорит священник. – Мой дом – в двух кварталах отсюда.

– Вот! – Яков Романович рубит воздух ладонью. – Ты же видишь, она еще не в себе. А времени нет. За нами придут уже сегодня. И за ней – в первую очередь. Ты сама говорила: нельзя ей попадать к ним в лапы! Вот и растолкуй ей, верни ее к реальности! Сына отберут, а саму упрячут куда-нибудь… Да она лучше нас должна знать, что они с ней сделают.

– Думаете, она не понимала, чем рискует, когда шла сюда?

– Ника, тогда было одно, а теперь другое, – встревает Дина. – Тогда нас никто штурмовать не собирался.

– Я согласен, – говорит отец Глеб. – Все идет по худшему сценарию. Ясно, что нам всем несдобровать. Но Мария – в гораздо большей опасности!

Какое-то время я молчу… Наверное, они правы. Если Мария не может сама оценить ситуацию, надо ей помочь. И дать выбор – ей и Алеше…

Полчаса назад, когда она очнулась, я стала говорить с ней, старалась напомнить, где она, и как здесь оказалась, и что вообще происходит. В ответ она неуверенно кивала, но, кажется, так и не смогла прийти в себя. Для нее было важно одно – все ли в порядке с сыном. И когда она увидела Алешу и поняла, что их кровати будут рядом, сразу успокоилась, заулыбалась – благодарно и беспомощно.