Чтобы адекватно разобраться с этим затруднением, нужно подробно рассмотреть отношение взрослого к ребенку, особенно в вопросах, прямо или косвенно затрагивающих сексуальный интерес. Тема сложная и, если ограничиться только человеческой точкой зрения, удручающая. Однако собирая наблюдения в гораздо более обширной сфере, биолог может в некоторой степени избежать искажений, вызванных естественными человеческими предубеждениями. В широком смысле нет ничего удивительного и зловещего в том, что налицо сильная и постоянная ревность между взрослыми и детьми. В самом деле, многие поверхностные выводы из этого факта являются банальностями. У большинства низших животных такие отношения очевидны и проявляются открыто. Таково практически неизбежное следствие социальной жизни у животных. Таким образом, можно ожидать некие проявления ревности в человеческом мозгу – однако вовсе не обязательно явно. Социальное давление, которому подчиняется индивид, будет выталкивать такое чувство из сознания, и проявления будут возникать в замаскированной, искаженной форме.
Трудно не прийти к выводу, что какое-то смутное и нереализованное ответвление этой ревности между взрослыми и подрастающими заставляет мужчин подавлять и тормозить развитие любого проявления сексуального интереса у молодых. Степень неприязни к тому, чтобы позволить молодым хоть немного разобраться в физиологии секса, хорошо видна в затруднениях родителей, сообщающих детям элементарные факты, которыми считают себя обязанными поделиться. Откладывая объяснения, к которым его подталкивают долг и забота о здоровье и счастье ребенка, родитель пытается успокоить совесть уловками и отговорками. Сильное и иррациональное нежелание говорить начистоту коренится в серьезных подсознательных процессах.
Тенденция ограждать детей от сексуальных знаний и опыта, похоже, действительно универсальна для цивилизованного человека и перекрывает все различия в морали, дисциплине или вкусах. У первобытных дикарей этот принцип не приобрел альтруистического значения, которое придает ему цивилизованный человек, тем не менее безусловно работает и преодолевается только торжественными церемониями инициации и ценой болезненных, а иногда и калечащих обрядов.
Постоянство отношения взрослых к молодым, которое представляется таким всеобщим, придает влияниям среды, окружающей ребенка, фундаментальное единообразие; и, как мы видели, теория развития психики индивида требует, чтобы это единообразие влияний среды было продемонстрировано в действии.
Здесь не место рассматривать практические последствия того факта, что у каждого взрослого обязательно есть первичное предубеждение в отношении молодежи, которое связано с инстинктивными импульсами психической энергии. Как бы ни прикрывали это предубеждение моральные принципы, альтруизм, естественная привязанность, пока его истинная природа не распознана и не включена в область сознания, влияние этого предубеждения на поведение человека чрезмерно и грозит опасностью. В конечном счете ему мы обязаны еле прикрытым недоверием и неприязнью, с которыми сталкиваются относительно молодые там, где речь идет о важных вопросах. Отношение взрослых и стариков к энтузиазму молодежи настолько стереотипно, что не может не поразить психолога своей обыденностью. Юный революционер, по сути столь же абсурдный, как и пожилой консерватор, обычно выслушивает от последнего, что тот в его годы испытывал те же стремления, горел тем же рвением и питал те же надежды, пока с опытом не стал мудрее, «как поумнеешь и ты, мой мальчик, когда доживешь до моих лет». Для психолога добродушное презрение, сквозящее в таких высказываниях, не может скрыть жалкую ревность затухающей силы. Стадный инстинкт, неизбежно становящийся на сторону большинства и правящих сил, всегда поддерживает старых и придает истории, житейской мудрости и фольклору отчетливый уклон против молодых, в пользу старости и осторожности, бессмертной мудрости прошлого и даже беззубого ворчания старческой немощи.
Любой всесторонний обзор современной цивилизации даст множество примеров того, насколько непропорциональное влияние на положение дел оказывает возраст. Стоит вспомнить, как редко человек на практике доказывает способность пользоваться разумом, как мало он извлекает уроков из опыта, хоть и постоянно утверждает обратное, и станет очевидно, что существует какая-то психологическая причина доминирования возраста, что-то, что ставит его во главу угла независимо от реальных способностей старого человека в сравнении с молодыми. «Чудовищная власть» стариков – для биолога столь же возмутительная, как власть Марии Стюарт для бедного Нокса – распространяется на все ветви человеческой деятельности. Мы предпочитаем старых судей, старых адвокатов, старых политиков, старых врачей, старых генералов и, когда речь идет о непосредственной причинно-следственной связи, а не об абстракциях, готовы платить цену, которую иногда влечет отсутствие гибкости этих зрелых умов.