Стадный инстинкт в мирное время и на войне

Можно было бы дальше возразить, что вопрос не в необходимости войны для расы в целом, а для отдельной страны или другой крупной единицы. Довод таков: если нация очевидно обладает высшими дарами и тенденциями цивилизации, вся раса в конечном итоге выиграет, если эта нация, если необходимо, силой навязывает свою волю и свои принципы как можно большей части мира. Для биолога слабость этого довода – помимо простой невозможности отдельной нации объективно оценить ценность собственной цивилизации – в том, что он воплощает курс действий, нацеленный на распространение единообразия и ограничение разнообразия. В определенных случаях очень крупного расхождения между ценностями двух цивилизаций вполне возможно, что уничтожение низшей цивилизации руками более развитой не приводит к слишком большой потере для расы из-за подавления ценного разнообразия. Однако и такое допущение открыто для спора, и можно усомниться, что полное истребление «низших» рас не лишило биологический вид перспективных вариаций.

Кажется замечательным, что среди стадных животных, отличных от человека, прямой конфликт между крупными единицами, который может привести к подавлению более слабых, явление незаметное. Уместно предположить, что животные слишком заняты защитой от внешних врагов, чтобы воевать внутри вида. Полная победа человека над самыми грубыми врагами его расы позволила ему направить неугомонную драчливость против представителей своего вида. Пока объединения людей были невелики, результаты таких конфликтов были, пожалуй, не слишком серьезны для расы в целом, разве что продлевали сумеречную стадию цивилизации. Вряд ли можно сомневаться, что организация людей для войны чрезмерно поощряет индивидов с ненормальной нечувствительностью к сомнениям, любопытству и к развитию оригинального мышления. С увеличением единицы и сопутствующим ростом знаний и ресурсов война становится все более дорогостоящей для человеческой расы. В современной войне огромные количества участников и относительное равенство сил делают совершенно абсурдным утверждение, что война может быть полезной хоть для одной нации. Похоже, изначально имелась в виду война против малочисленного и слабого противника. Германская империя поднялась на таких войнах. Концепция биологической необходимости могла бы продемонстрировать свою достоверность на примере судьбы этой империи – если такая демонстрация вообще возможна. Были соблюдены все условия критического эксперимента: блестящая инаугурация в атмосфере военного триумфа, четкое осознание ценности боевого духа, решимость поддерживать идеал воина среди людей, способных и желающих его принять. Если таков путь рождения великой мировой державы, то все нужные факторы на месте. И все же спустя несколько лет, в период, который должен был бы стать молодостью империи, мы видим, что она сражается против союза держав невероятной силы, которых благодаря чуду дипломатии, которое никто другой не смог бы совершить, она сама объединила против себя. Неуместно утверждать, что подобный союз является результатом злого умысла, зависти, предательства, варварства; такие термины, видимо, недопустимы. Если система строительства империи не защищена от таких элементарных врагов, то дальнейшее ее изучение представляет лишь академический интерес. Чтобы противостоять им, и создается империя; если она сдастся, то провалит свою первую и простейшую функцию и покажет радикальный дефект в своей структуре. Для объективиста практика – единственный критерий в человеческих делах, и исследователь не позволит отвлечься от того, что произошло в действительности. Дело империи не сталкиваться с превосходящими силами противника. Объявить себя идеальным образцом в своем роде и предначертанным наследником мира останется всего лишь приятным – и опасным – баловством и не помешает продемонстрировать своей судьбой, что плоды совершенства и обещание постоянства не проявляются в массовом производстве врагов и в объединении их в союз небывалой мощи.

Таким образом, доктрина биологической необходимости войны вызывает сильные подозрения с теоретической точки зрения как противоречащая эволюционной тенденции. Тот факт, что нация, без сомнений руководимая этой доктриной, оказалась втянутой – и несомненно, во многом по своей воле – в войну, которая почти несомненно обернется катастрофой, позволяет предположить, что и в практическом смысле доктрина ложна. Поэтому ее вполне можно убрать в чулан для умозрительных теорий и хранить среди прочих псевдонаучных догм политических «биологов» – поверхностных доктрин о вырождении, прагматических учений о национальных особенностях, о тевтонах и кельтах, о латинянах и славянах, о чистых и смешанных расах и всех прочих этнологических измышлений, которыми невежды так долго пичкали наивных.

Несовершенства социальной привычки человека