Сталин и его подручные

Нелегко за пару месяцев перевезти миллион крестьян. Составы из вагонов для скота – в каждом поезде перевозилось 2 тыс. человек под конвоем гэпэушников, которые открывали огонь по малейшему поводу, – ползли по перегруженным железным дорогам России и Сибири. Обитатели областных и районных центров замирали от ужаса, видя у вокзалов и станций толпы голодающих и вшивых кулаков и середняков (объявленных подкулачниками за сочувствие кулакам). Городские рабочие принуждали себя ходить по тротуарам, покрытым трупами. ОГПУ принимало меры только тогда, когда еще не раскулаченный район паниковал, когда люди узнавали о том, что вот-вот случится с ними.

Сталин, как всегда, знал подробности всего, что происходило. Ягода почти каждый день собирал для Сталина и Молотова статистику со всей страны о числе арестов, высылок, казней. Наивные комсомольцы в своих письмах описывали леденящие душу зверства в поездах, следовавших в Сибирь и в тундру. Чтобы справиться с повстанцами, ОГПУ привезло в помощь своих курсантов и пограничников. Раскулаченным часто не хватало продовольствия; не было в запасе даже колючей проволоки. Младшие офицеры ОГПУ не питали сочувствия к своим жертвам, но боялись ответственности и поэтому жаловались на Наркомторг, который не посылал продуктов. Даже если бы он получал назначенную норму —1300 калорий, то есть 300 г хлеба, 195 г картофеля, 100 г капусты, 75 г селедки, – кулак не мог бы выжить зимой в нетопленых бараках.

На юге ликвидация кулаков превратилась в простую этническую войну – донские казаки, оставшиеся в живых после Гражданской войны, были объявлены кулаками и убиты своими соседями, украинскими хлеборобами. По всему Северному Кавказу вспыхивали «спонтанные» зверства, разжигаемые ОГПУ: казаков заживо сжигали в кинотеатрах; чеченских пастухов и пасечников расстреливали, как «бандитов». Приехал Фриновский, командир пограничников, чтобы подавить национальные восстания, будто бы поднятые кулаками. Он с удовольствием доложил, что телами повстанцев запружены все горные реки Каспийского бассейна. Кое-какие этнические сообщества не поддавались такому уничтожению. Миллион немцев, заселявших вот уже двести лет левый берег Волги, сплотились вокруг своих священников, и только в 1941 г. сталинской тайной полиции удалось их выдворить. Татары, вдохновленные своими муллами, тоже вначале удачно сопротивлялись попыткам выделить кулаков из их рядов, но в конце концов ОГПУ восторжествовало и жестоко отомстило.

Сильнее всего пострадала Украина, ибо там сопротивление питалось давнишней ненавистью к москалям: Сталину понадобилось два года, чтобы обдумать достаточно жестокие меры. Украинцы боролись больше, чем весь остальной СССР, вместе взятый, и каждый четвертый сосланный кулак был украинцем.

Теперь в Казахстане нашлась целина, очищенная от обитателей, где можно было поселить подопытных колхозников. Как и запад США, эти земли были завоеваны параллельно с истреблением кочевников, которые с незапамятных времен там жили. Казахи – почти два миллиона – исчезли со своим скотом: большая часть умерла от голода, около трети пропавших откочевало, некоторые поселились в Китае, где половина их погибла от голода (44).

Но в отличие от запада США, Казахстан принимал поселенцев без денег, без одежды, без посевного зерна или оборудования, обреченных замерзнуть или умереть голодной смертью.

Информационная плотина, воздвигнутая ОГПУ вокруг страны, какое-то время еще давала утечку сведений. До 1935 г., когда деревенские почтовые отделения перестали принимать письма, адресованные за границу, крестьяне и казаки переписывались с родственниками, разбросанными по всему миру от Уругвая до Китая. Западные люди вообще слишком доверчиво или безразлично относились к протестам русских эмигрантов о судьбе их родственников. Как писал один кубанский казак своим родным:

«Приезжают из-за границы разные делегации, конечно, все коммунисты. Их откармливают, рассказывают. Если те увидят стоящих в очередях людей и спрашивают – в чем дело, «наши» объясняют, что это бедные люди за даровым обедом. А те едут домой и, вероятно, рассказывают про страну советов чудеса» (45).

В том же году терская казачка описывала родственникам в эмиграции, как она живет уже десять лет: