Сталин и его подручные

Отчет Ягоды о раскулачивании, представленный политбюро 15 марта 1931 г., представлял собой самодовольную компиляцию позорных цифр (48). Партия и полиция чуть не потеряли контроль над ситуацией: в предшествующие несколько лет разошлись тысячи антисоветских листовок и афиш, состоялось 14 тыс. массовых демонстраций и 20 тыс. терактов; зафиксировано 3 тыс. случаев, когда крестьяне поджигали зерно, чтобы не сдавать. Сопротивление достигло максимума в марте 1930 г. В своем докладе Ягода ничего не говорил о зверствах на Северном Кавказе, на Урале и в Сибири, а в перечень 20 тыс. казней не были включены женщины и дети, убитые в восставших деревнях. В 1929 г., вопреки буддийскому непротивленчеству, восстали буряты. Согласно бурятским историкам, в ходе «миротворческих» действий было расстреляно 35 тыс. бурятов. Сколько погибло башкир, татар и казаков, еще не известно. В глухих районах Северной и Восточной России кулаки иногда прибегали к партизанской войне против ОГПУ и колхозов. Согласно осведомителям и спецсводкам ОГПУ, крестьянство было озадачено сменой политического курса. Некоторые громко высказывались в поддержку Бухарина, Рыкова и Томского (и эта поддержка сослужила правым плохую службу); другие призывали к власти Промпартию, выдуманную Сталиным и Менжинским.

Неудивительно, что в 1945 г. Сталин поведал Уинстону Черчиллю, что коллективизация причинила ему больше волнений, чем мировая война. Увидев опасность и защищаясь от надвигающегося хаоса, Сталин свалил вину на подчиненных, будто бы обманывавших его. Точно так же поступали русские цари, которые гасили народное недовольство обвинениями в адрес своих приближенных в том, что те, мол, морочили им голову. Отчаявшееся крестьянство умом не могло понять столь жестокий и принесший им столько страданий замысел: легче было уверовать в Бога, проклявшего падших ангелов. Пока не воскресили «левый» и «правый» уклоны, еще не на кого было свалить вину за перегибы и страдания: не было ни пугал, ни козлов отпущения. Сталин, напечатав 2 марта 1930 г. в «Правде» знаменитую и ошеломляюще лицемерную статью «Головокружение от успехов», укорял своих слишком наивных и ретивых подручных, «забегающих вперед», партийных пришибеевых и дал всем знать, что самое ужасное уже позади: «принцип добровольности является одной из серьезнейших предпосылок здорового колхозного движения».

Вслед за статьей Сталина ЦК издал такое же лицемерное постановление «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении». Крестьяне были так ободрены этими сигналами, что начали повально бежать из колхозов, несмотря на безвозвратную утрату скота и инвентаря и на то, что взамен им давалась самая плохая земля. К лету 1930 г. коллективизация свелась к 20-процентному показателю по всей стране.

Те активисты, которые слепо выполняли указания Сталина, Молотова и Ягоды, не понимали, почему сменилась вся тактика, зачем партия так неблагодарно отреклась от их стараний. Извиняться перед крестьянами было унизительно, но именно таким унижением Сталин любил проверять партийную дисциплину и послушность подчиненных.

На самом деле пути назад не было. Земля уже была поделена (и часто просто заброшена), дома – сожжены, скот забит, семьи рассеяны и домохозяева убиты. Не меньше полумиллиона людей погибло от недоедания в лагерях и спецпоселениях: еще один миллион нищих раскулаченных просил у населения хлеба, давал взятки, чтобы получить документы, искал работы в городах. Сводки ОГПУ подчеркивают безнадежное положение в бараках Астрахани и Вологды, где 20 тыс. раскулаченных умирали от тифа и голода. Десятки тысяч жертв, особенно середняки, сметенные волнами арестов, взывали к правосудию. В результате вмешательства судов несколько тысяч кулаков освободили, и они искали работу на стройках Урала и Европейской России.

ОГПУ докладывало о расстрелах, совершенных после письменного приговора, но огромное число расстрелов осталось незарегистрированным. В начале 1930-х гг. переписи населения не было, и о точной смертности во время первой волны коллективизации можно только догадываться. Предварительные данные указывают на демографическую катастрофу, даже до начала страшного голода 1932–1933 гг. Между 1928 и 1932 гг. рождаемость упала с 45 до 32 на тысячу, а смертность возросла, так что в 1931 г. смертей было на 620 тыс. больше, чем в 1928 г. Сталин в 1929 г. уже создал основу для голода начала 1930-х, самой большой демографической катастрофы среди крестьянства за пятьсот лет: те, кто выжил после коллективизации, были ослаблены физически, экономически и нравственно, фактически обречены на смерть. Лошадей не было, в плуг впрягались женщины; зерна было крайне мало, а когда съели забитый скот, мяса больше не осталось.