Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать

Помню еще, как мама однажды села рядом со мной, укладывая спать, и запела колыбельную-импровизацию о том, как она жила в моем возрасте. «У меня было всего одно платьице. Мама сшила это платьице из старой занавески…» Но и что-то смешное из своего детства мама помнила. Например, что она пела: «гремя огнем, сверкая блеском Сталин, пойдут машины в яростный поход…» На самом деле, конечно, «блеском стали». Помните? Но Сталин был с нами, как всегда. Может быть, это его дух заставлял маму «гонять» папу? А потом – столько лет – меня? Кто знает…

А как папа жил в детстве? Когда-то он рассказал мне о таком эпизоде. Его на улице кто-то научил одной песенке. Вот ходит он по двору, и захотелось ему запеть: «Сталин, Сталин, что ты хочешь, людям голову морочишь?» Мать моментально молча выбежала, затащила его в дом и дала такую затрещину, что он запомнил на всю жизнь. Запомнил даже не свою боль, не обиду, а ужас, отразившийся на ее лице. Так рассказал мне папа. А я не могла понять: чего так испугалась бабушка? Папа ответил с усмешкой: «Суров был Иосиф Виссарионыч».

У деда Пети, папиного отца, были пластинки. На одной из них была такая песня:

Всюди буйно квітне черемшина,Мов до шлюбу вбралася калина,Вівчаря в садочку, в тихому куточкуЖде дівчина, жде…

И такая тоже:

Червону руту не шукай вечорами.Ти у мене едина, тiльки ти, повiр!

Сейчас я могу сказать себе (той, маленькой) то, что мне почему-то никто не говорил: «Это украинский язык. Твой дед – украинец. Он любит эти песни. Когда он был маленький, как ты, он на этом языке разговаривал. Сейчас он может слушать пластинки и вспоминать свой язык». А я и не понимала, почему дед так любит слушать песни непонятно о чем. Кстати, он мог бы это для меня перевести. Но, наверное, он и не догадывался, что я не понимаю и вообще не имею представления о такой вещи, как «другой язык».

Помню, папа пел мне такую колыбельную:

Leise flehen meine LiederDurch die Nacht zu dir…

[1]

Теперь я знаю – это серенада Шуберта. Они с мамой оба окончили факультет немецкого языка. Так что они-то знали, о чем песня. А еще прабабушка Катя была немкой. Я привыкла называть ее бабушкой. Как и папа, и тетя Эмма. Бабушка, то есть прабабушка, Катя была забавной и умела обращаться с детьми. Она шила мне тряпичных кукол, и потом мы вместе рисовали им лица химическим карандашом. Помню, я смотрю на куклу и говорю: «Не получилось». А бабушка Катя отвечает: «Ничего. Она думает, что она красивая». Подлинное ли это воспоминание? Вполне возможно. Прабабушка действительно шила кукол; есть фотография, на которой она, я и эти куклы. И она, говорят, действительно была с юмором. Кто была прабабушка по национальности, я узнала, когда ее уже не было в живых. Я увидела на ее могиле надпись: «Бернгардт Екатерина Генриховна». Еще мне тогда говорили, что во время войны ее угоняли в Германию. С тех пор я все ломала голову: но она ведь сама – немка? Зачем немцам ее угонять? Никто мне не объяснил…

Вспоминаю, как получала первые сигналы о национальностях, которые были у меня в роду. Национальность – часть нашей личной истории и нашей идентичности. Рассуждение, конечно, может показаться несколько притянутым за уши. Может, серенаду Шуберта в детстве слышали не все, но кто же не слышал «Черемшину»! Однако я предлагаю обратить внимание на то, что именно запомнилось из детства. Там было много всего, но сейчас в памяти всплывают отдельные моменты. И они всегда значимы, даже если мы не можем понять почему.

Тем временем из нашей семьи, где обитал дух Сталина, всегда кто-то пытался бежать. И папа, как говорят, вначале часто уходил к родителям или друзьям. Поживет немного где-то там, у них, потом возвращается. Когда я родилась, он жил у друга в Кисловодске, а из роддома нас, по рассказам, забирала бабушка Нюся, мамина мама, со своей сестрой бабой Надей. Потом вернулся папа и больше не уходил. Только часто ездил в командировки. Конечно, он не был пьющим. Я видела его сильно пьяным всего два-три раза в жизни. Один случай я особенно хорошо запомнила. Это было уже позже, когда мы жили в квартире. Вернулся папа, сильно пьяный, остановился в прихожей и рассказывает, как они пили с двумя Олегами: «…Потом я говорю: “Поехали ко мне, у нас есть еще бутылка коньяка”. Приехали мы к нашему дому. Такси остановилось у подъезда, и два Олега говорят: “Ты иди, а мы не пойдем. Мы твою жену боимся”». Пьяный папа смеялся…