Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать

Младший унтер-офицер не бог весть какой чин. Но в семье, насколько я знаю, им гордились. Красивая коллективная фотография; мне говорили: «офицеры». Значит, отец бабушки Нюси участвовал еще в Первой мировой. Впоследствии – белогвардеец и, говорят, эмигрировал. Сестра предполагала, что он бросил семью. Я, наконец, узнала кое-что об эмиграции белогвардейцев. Убегали не в одиночку кто хотел. Всю часть за границу выводили – собирались потом войну продолжить. В общем, хороший или нет, а семью он не бросал. Если эмигрировал, то был вывезен, так сказать, по службе. Он был профессиональным военным, как ни крути. С неправильной, по советским представлениям, историей родственников разные семьи обращались по-разному. Бабушка Нина о своих отце и дедушке на моей памяти вообще не говорила. При этом в семье о них осталось идеализированное представление, как я потом узнала. Бабушка Нюся тоже мало говорила и о своем отце, и о мамином, но в семье жила их репутация плохих людей. Прадед-белогвардеец – плохой человек. Дед Федор – плохой человек. Как выяснилось, «враг народа»…

Прадедушка – белый? В школе ведь нас учили, что белые плохие, а красные – хорошие. Я всегда потом чувствовала, что спрашивать об этом прадедушке не стоит. Но все-таки один раз, в шутку, с его фотографией в руках, спросила: «Папа, я на него похожа?» Папа (со смехом): «Как две капли воды». Жена этого прадеда, прабабушка Ирина, осталась одна с детьми, когда те были подростками; вместе они пережили раскулачивание. Если своего отца бабушка почти не помнила, то потерю матери вспоминала всю жизнь. Она говорила: «Бога нет. Если бы он был, мама бы не умерла. Мы все молились, чтобы она не умерла».

Эту прабабушку звали Ириной, и с ней тоже связана межпоколенческая передача травмы. В семье верили, что она умела наводить порчу, знала страшный смертельный заговор. Считалось, что заговор надо обязательно передать кому-то из своих детей, а иначе будешь сильно мучиться, когда придет время умирать. За ней перед смертью ухаживала старшая дочь Надя, бабушкина сестра, и считалось, что мать передала заговор ей. Бабушка мне сказала: когда умирала сама Надя, с ней была сиделка (нужно, чтобы ухаживающий человек не был родственником), а обе дочери не подходили близко без свидетелей. Я не верю в порчу, но думаю, что это очень грустная история не только об умирающей матери, к которой не подходят ее дети, но и о пугающей ненависти, с которой оставшимся членам семьи приходится жить. Это ненависть, от которой не избавиться, и так разрушительна ее сила, что ее всегда надо держать в узде. Это история о том, как мучается человек, не имеющий возможности отомстить. И о нарушенных отношениях в семье… Каждый хочет кому-то отдать эту ненависть, это смертельное оружие, чтобы она не разъедала изнутри, пока не отомстишь. Каждый пытается в страхе оттолкнуть эту невыполненную задачу, избавиться, не думать о ней. Слишком велик был страх дочерей – как бы не пришлось взять на себя месть, если мать передаст кому-то из них заговор на смерть. Что тут можно сказать?..

Сказать нечего, но иногда я думаю с грустью, полушутя: успела ли прабабушка Ирина навести порчу хоть на кого-то из тех, кто выгнал их из дома и все отнял? Все-таки обидно, если не успела. Кажется, это семья, оставшаяся неотомщенной. Понимаете, откуда взялись истории о привидениях, которые продолжают ходить по земле и не могут упокоиться с миром? Человек-привидение ищет того, кто завершит за него незавершенную ситуацию. Осуществит возмездие? Добьется правосудия? Компенсации пострадавшим? Или психотерапевтической помощи потомкам? А может быть, признания всего случившегося, оплакивания родственниками, памяти о себе?

К слову, о памяти. Однажды обнаружилось, что фотографии белогвардейца-прадедушки исчезли. Фотография прабабушки Ирины тоже исчезла. Параллельно возникла легенда, что их украли – вероятно, бабушкин брат Петя с женой. «У бабы Симы всегда был на плечах такой большой платок; кто там видел, что под ним?» Но это мало похоже на правду. Не так уж легко спрятать под платком две фотографии большого формата, да и зачем воровать две одинаковые? Позже появился миф о фотографии прабабушки с прадедушкой вдвоем в советское время – будто бы сидят они рядом на лавочке. И прадед «в шапке-ушанке, такой простой». Мама говорила: «Помнишь, ты еще спросила, почему он в ушанке? Где весь его офицерский лоск?» На самом деле такой фотографии никогда не было. Зато теперь память как будто очищена – очистили как могли, придумали даже фотографию взамен, чтобы создать другое «воспоминание». Но распоряжаться памятью не так уж просто. Она даст о себе знать множеством способов… Через много лет я наняла для мамы сиделку, как когда-то сделали это дочери бабушки Нади, боясь получить от нее страшный заговор. Чем больше людей, событий, деталей произошедшего вычеркивают из памяти, тем больше они будут «вспоминаться» путем воспроизведения в действии. Может, я тоже постаралась сделать так, чтобы мне не передались ненависть и отчаяние?