Как это часто бывает, раскрывать семейную тайну психологу не позволили. Но психолог позволил ребенку сердиться. Да, Саша начал ругаться. Игра повторялась при каждой встрече с психологом. А потом в студии услышали, как Саша заговорил. Наставницы смеялись по-доброму: «Говорит, и таким наглым оказался!» Очевидно, что у Саши в подсознании была информация, которую ему не сообщали: маму забрал мужчина. Как мальчик узнал об этом? Можно только предполагать. Например, соседки могли спрашивать бабушку, а мальчик, который «все равно ничего не понимает», был рядом и все слышал. Саше помогла предоставленная возможность выразить чувство, которое его просто разрывало. Напряжение было ослаблено. Кукла-женщина возвратилась из-за шкафа (кстати, мама должна была скоро приехать в гости). Но мальчику предстояло жить с тайной, которая будет влиять на его дальнейшую жизнь, с непониманием ситуации и незнанием того, на кого он сердится. Злиться на маму он себе позволить не мог – он ее любил и ждал. Вероятно, он мог злиться на мужчину, о чьем существовании догадывался, – но о нем Саша ничего не знал… Поэтому, чтобы «выпустить пар», немного подерзил наставницам детской студии, понимавшим ситуацию.
Меня давно интересовали семьи, в которых кто-то вычеркнут из памяти или о ком-то запрещено упоминать, и трудности, с которыми сталкиваются выходцы из таких семей. Это нехватка информации о своем происхождении (соответственно, «дыра» в самоидентичности) и, зачастую, отсутствие адекватной модели для создания семьи и построения отношений в ней. Это проблемы с представлением о реальных человеческих отношениях, поскольку для ребенка, скорее всего, создавали их нереальную картину. Это, наконец, стресс, в условиях которого живет семья. Вспомните фильм «Веревка», показывающий, как действует «скелет в шкафу». Там отчетливо наблюдается стресс, испытываемый всеми участниками событий. А теперь представьте семью, которая давно привыкла жить со своим «скелетом». Как правило, с ним никак не связывают возникающие в семье трудности…
В одной семье бабушка была в тюрьме. Внук ее почти не помнил. Что ему говорили? – «Бабушка уехала». И внук, как это часто бывает, ни о чем не спрашивал. Только часто не слушал, что ему говорят, был невнимателен – «витал в облаках» и, как следствие, плохо учился.
Если нас что-то живо интересует, значит, откликается что-то в нашей личности, возможно, в нашей истории. Мне даже не приходило в голову, что я сама из семьи со «скелетом в шкафу». Ведь моя мама была дочерью мужчины, который исчез неизвестно куда. Ей сказали, что папа «пропал без вести», и больше она ни о чем не спрашивала.
Однажды я спросила маму: разрешали ли ей говорить кому-либо, что у нее был другой отец? Что у нее был брат? – «Про братика можно было говорить, про папу – нет». Ну что же, ожидаемо…
Неудивительно, что между членами нашей семьи возникла дистанция в отношениях. И это на самом деле горько. Для меня было открытием, что многие люди любили своих бабушек и дедушек и вспоминают, как бабушки и дедушки любили их. А я вспоминаю свое равнодушие… равнодушие, когда они умирали. Мы всегда были очень дистанцированы друг от друга. Меня часто спрашивают, ездила ли я к сестре в Америку… Почему-то люди думают, что вся наша семья должна там побывать, если сестра там живет. Но, еще когда она уезжала, я понимала, что никогда к ней не приеду. И что она никогда к нам не приедет. У нас хорошие отношения – на расстоянии; иногда мы пишем друг другу. Нет, она не приезжала в Россию. А я не ездила к ней в Америку. Ни разу за 20 лет. Мы обе очень хотели вырваться из родительского дома. И вырваться было очень нелегко. Так что мою сестру понять можно.
Бабушка Нюся жила с нами. Я не испытывала сочувствия к ней, когда она рассказывала о своей жизни. Я была равнодушна… И очень сожалею об этом. Я бывала у папиных родителей на Второй Верхней улице. Несколько улиц взбирались на Горячую гору: Средняя, Верхняя, Вторая Верхняя… Интересно: а Нижняя была? Один раз я осталась у них ночевать. Они предлагали пожить у них, но на следующий день я запросилась домой. Я не спала всю ночь… Мама до сих пор напоминает мне о том, как я стала проситься домой. Дедушка с бабушкой, наверное, ни в чем не виноваты. Я тогда вообще не могла уснуть, если ночевала вне дома. Но, может, были и другие причины. Страх? Может быть, я лежала на кровати прабабушки Кати? Точно в ее комнате. Может, прадед умер там же? Или, может, деду-ветерану снилась война?