Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939–1953

На приёме в Кремле 24 мая 1945 года, специально для военных, Сталин поднял бокал за здравие советского народа, но «прежде всего за здравие русского народа, не только потому, что это – народ лидер, но и потому, что он имеет общность чувств и выносливость. Наше правительство сделало много ошибок, мы были в отчаянном положении в 1941-1942 годах… другой народ мог сказать: убирайтесь в ад, вы предали наши надежды, мы организуем другое правительство, которое заключит мир с Германией и даст нам передышку…

Но русский народ не сделал этого, не пошёл на компромисс, он оказал безусловное доверие нашему правительству. Я повторяю, мы наделали ошибок, наша армия была вынуждена отступать, потеряв контроль над событиями… Но русские люди поверили, проявили упорство, ждали и надеялись, что мы возьмём действия под контроль. За это доверие в наше правительство, оказанное русским народом, мы говорим вам большое спасибо».

Сталинское указание на ведущую роль русских в войне впоследствии многократно обсуждалось. То, что русские были лояльным бастионом советского государства в ходе войны, совершенно очевидно, и сталинское публичное признание этого факта было только частью превознесения русского человека и обоснованием политических переломов, происходивших с 30-х годов. Использование русских пропагандой военного времени типично также, как и советской патриотической темы. Ключевой строфой нового государственного гимна, принятого Советами в январе 1941 года (вместо коммунистического «Интернационала»), было:

«Нерушимый союз свободных республик

Объединила навеки Великая Россия.

Долгой жизни объединённому и могучему Советскому Союзу,

Созданному волей народов!»

24 июня на Красной площади состоялся Парад Победы. Принимал парад Жуков, верхом на коне. Сталин обозревал парад, стоя на мавзолее и глядя на тысячи немецких военных знамён, брошенных перед ним. Той ночью Сталин принял 2500 генералов и офицеров в Кремле, но его речь перед ними была несколько неожиданной: в своём тосте, опубликованном в газетах, Сталин похвалил не своих генералов, но миллионы простых людей, зубчиков великой государственной машины, от которых зависела его, и его маршалов победа в войне.

От Рузвельта к Трумэну.

На одном из плакатов, вывешенных у посольства США в день победы, была надпись «Ура Рузвельту!» Но президент умер месяцем раньше. Гарриман сообщил Молотову по телефону новость о смерти Рузвельта в первые часы 13 апреля 1945 года. Молотов немедленно отправился в американское посольство, было три часа ночи, чтобы выразить глубокое соболезнование. Согласно Гарриману, Молотов «выглядел глубоко взволнованным и обеспокоенным.

Он высказался о роли президента Рузвельта, которую тот сыграл в войне и создании планов на мир, об уважении маршала Сталина, и всего русского народа к нему, и о том, как оценил маршал Сталин его визит в Ялту». С уважением к новому президенту Гарри Трумэну, Молотов высказал уверенность в нём, так как его выбрал в вице-президенты Рузвельт. «Я никогда не слышал, чтобы Молотов говорил так серьёзно», – передал в своей телеграмме в Вашингтон Гарриман.

Гарриман позже, в тот же день, увиделся со Сталиным: «Когда я прибыл в кабинет маршала Сталина, я отметил, что он был глубоко огорчён новостью о смерти президента Рузвельта. Он приветствовал меня молча и стоя, пожал мне руку, после чего пригласил сесть». Гарриман сказал Сталину, что советский вождь может задать ему несколько вопросов о ситуации в Соединённых Штатах после смерти Рузвельта. Сталин, однако, высказался уверенно, что политика США не изменится.

«Президент Рузвельт умер, но его дело должно жить», – сказал Сталин Гарриману. «Мы поддержим президента Трумэна всеми нашими силами и энергией». В ответ Гарриман посоветовал послать Молотова в США для встречи с новым президентом и на конференцию по образованию Организации Объединённых Наций в Сан-Франциско, а также, чтобы «сгладить дорожку» Трумэну, и успокоить американское общественное мнение. Это был личный совет Гарримана, но Сталин согласился направить Молотова в Соединённые Штаты, если последует официальное приглашение.

Советский доклад об этой встрече был таким же, как у Гарримана, но в конце добавлена одна важная деталь: Сталин задал конкретный вопрос, не возникнут ли какие-либо «смягчения» американской политики по отношению к Японии. Когда Гарриман ответил, что изменений в политике не будет, Сталин сказал, что советская политика по отношению к Японии останется такой, как прежде – основанной на договоре, достигнутом в Ялте.