Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939–1953

Высказав сочувствие Гарриману, Сталин в тот же день написал Трумэну, выразив своё глубокое сожаление о смерти Рузвельта, и выказал веру, что сотрудничество военного времени продолжится в будущем. Сталин также организовал передачу по московскому радио о личном соболезновании Элеоноре Рузвельт, в котором охарактеризовал президента, как «великого организатора свободолюбивых наций против общего врага, и лидера, много сделавшего для обеспечения безопасности всего мира». 15 апреля Молотов и все его заместители (кроме Литвинова, который был болен) присутствовали на памятном богослужении по Рузвельту в Москве, также, как и все представители других министерств и вооружённых сил.

Накануне визита Молотова в США Андрей Громыко, советский посол в Вашингтоне, телеграфировал свою оценку нового президента. Он доложил, что по общему мнению в США, Трумэн – деятель нового образца, как и Рузвельт, что он будет продолжать внутреннюю и внешнюю политику умершего президента, включая сотрудничество с Советским Союзом. Но в конце телеграммы Громыко сделал осторожное заявление: «Как далеко он будет продолжать политику сотрудничества с Советским Союзом и до какой степени он будет находиться под влиянием антисоветских группировок трудно сказать в настоящий момент». В этот вопрос, заключил Громыко, внесут ясность будущие переговоры Молотова с Трумэном.

В США Молотов дважды встречался с Трумэном, 22 и 23 апреля. При первой беседе между Трумэном и Молотовым произошла знаменитая история. Согласно мемуарам Трумэна, опубликованным в 1955 году, Молотов в конце беседы выпалил: «В жизни такого разговора не было…». На что Трумэн предположительно ответил: «выполняйте свои обязательства, и с вами не будут так разговаривать». Однако, ни американские, ни советские записи переговоров Молотова и Трумэна не содержат никаких упоминаний об этом предполагаемом обмене колкостями.

Очевидно, что Трумэн слегка приперчил свои мемуары риторикой холодной войны, стремясь показать, что он вёл переговоры с русскими в таком тоне с начала своего президенства. Возможно также, что источником этой записи об инциденте с Молотовым была не память Трумэна, а сплетня прессы о том, что предположительно произошло между двумя этими политиками. Согласно книге Карла Марзхони от 1952 года о начале холодной войны, вашингтонские слухи утверждали, что Молотов вышел от Трумэна возмущённым. Согласно иностранному корреспонденту Эдгару А. Мауэру, Молотов сказал: «Никто не говорил со мной в таком тоне до этого».

В действительности на этих переговорах между Молотовым и Трумэном центром обсуждения был продолжительный внутрисоюзнический спор о правительстве послевоенной Польши. С одной стороны Советы выдвигали свою интерпретацию Ялтинского договора, что существующий про-коммунистический режим в Варшаве будет расширен и реконструирован. С другой стороны британцы и американцы настаивали, что Ялтинский договор означает, что должно быть новое правительство в Польше, и что члены существующего режима не могут рассчитывать на участие в перговорах по его формированию.

Этот аргумент был выдвинут в Москве, в комиссии, учреждённой на Ялтинской конференции по польскому вопросу, и жёсткий разговор состоялся в США не только с Трумэном, но и в беседе с гос. секретарём Эдвардом Стеттиниусом (Щетиниус?). Раздражённость Молотова проявилась во время мелкого инцидента в Сан-Франциско, когда он запретил своему переводчику Павлову сравнить записи перевода с британским вариантом.

Итог обсуждения польского вопроса, несмотря на впечатление Молотова, полученное из двух его бесед с Трумэном, был далёк от негативного. Первая беседа Молотова с Трумэном, 22 апреля, была вполне дружественной. В конце беседы Трумэн предложил тост, сказав, что хоть они и говорят на разных языках, он будет рад встретиться со Сталиным, и надеется, что советский вождь посетит Соединённые Штаты когда-нибудь. С советской точки зрения решающим моментом этой первой встречи был ответ Трумэна на вопрос Молотова, знает ли президент о Ялтинском договоре по советскому вступлению в войну на Дальнем Востоке.

Трумэн ответил, что он вполне ознакомлен с ялтинским решением, и Молотов поблагодарил его за такой ясный ответ, сказав, что он сообщит это Сталину. На второй встрече Трумэн, недавно приступивший к исполнению обязанностей, под влиянием советчиков из его политического окружения, занял более жёсткую позицию по польскому вопросу, чем в ходе его первой встречи с Молотовым. Но президентские комментарии были простым заявлением англо-американской позиции, прямо изложенной в послании Сталину от 18 апреля. Случившееся не было предсказуемой попыткой давления Трумэна по Польше, но его твёрдым обязательством продолжать политику Рузвельта по сотрудничеству с Советским Союзом и соблюдать договоры.

Трумэн не добился успеха в переговорах с Молотовым. Сталин принял советскую интерпретацию Ялтинского договора по Польше и решительно настаивал, что Москва не станет формировать в Варшаве правительство, недружествкнное СССР. 23 апреля Сталин писал Трумэну: