По возвращении в свой теплый вагон, я еще долго размышлял и пришел к выводу, что увиденное сегодня пойдет только на пользу и делу, и моей жизни в этом времени вообще. Даже поймал себя на том, что мое отношение к происходящему какое-то киношное и книжное, а кругом на самом деле сражались, гибли и замерзали люди.
Холод проникал в самую душу колчаковцев, умиравших прямо сейчас, в эту самую минуту за свою страну и теперь уже никому не нужные идеалы. Большевики, которые мерзнуть не собирались, добивали остатки разрозненных частей белогвардейцев вокруг Златоуста.
Великая трагедия набирала обороты.
Глава 7
11 января 1919 года.
Златоуст. Поезд-штаб Троцкого. 11:45.
Выспаться мне не удалось. Всю ночь снились кошмары, заканчивающиеся одинаково — вчерашний хирург с препаскуднейшей ухмылкой отрезал одну из моих конечностей. От ужаса я просыпался в холодном поту и несколько минут приходил в себя. Потом засыпал, и снова в моих снах появлялись лазарет и кошмарный конвейер из людей. Под утро забылся на пару часов, не принесших покоя. Кроме всего прочего пришло сообщение о том, что ночью во Владимира Ильича стрелял один из постовых в Кремле. К счастью не попал, но понервничать заставил всех. Парня едва не расстреляли за такую оплошность, но Ленин заступился за молодого курсанта, категорически запретив применять в его отношении любые репрессии. Наоборот — объявил постовому благодарность за бдительность. Часовым же, во избежание повторения инцидента, срочно выдали фонари и свечи. Связавшись с Дзержинским, я выяснил, что все благополучно и Владимир Ильич чувствует себя прекрасно и даже посмеивается над происшедшим. В точности как в тот раз, когда его ограбили прямо в городе, позарившись на автомобиль. Такие известия не лучшим образом повлияли на меня, заставив понервничать, так как без Ленина станет очень тяжело работать. Практически невозможно.
В результате моего дурного настроения в поезде все ходили на цыпочках, так как с самого утра товарищ Троцкий был совсем не в духе и устроил самую настоящую ревизию эшелона. Досталось практически всем, начиная от коменданта, получившего втык за потрепанный красный флаг на паровозе, и заканчивая командиром охраняющих мою персону интернационалистов. Этот отхватил за недостаток бдительности. Я наорал на него после того, как столкнулся нос к носу с несколькими красноармейцами. Бойцы, решившие срезать путь, легкой рысцой пробегали мимо эшелона Предреввоенсовета и чуть меня не сшибли. После трындюлей, мгновенно взопревший и ставший красным, как помидор, латыш, до этого момента отличавшийся своей болезненной бледностью, бросился расставлять дополнительные караулы и секреты.
— Совсем тут без Блюмкина охренели! — Неслось ему в спину. — Я вам устрою! В штыковую захотели, мать вашу?!
Зачем я, взяв с собой Глазмана и двух ординарцев, поперся к паровозу, не понял никто, включая меня самого. Наверное, захотелось прогуляться и проветрить голову. Тем не менее, количество бездельников с этого утра резко уменьшилось.
Интернационалисты уже вовсю бдели, получив приказ ужесточить пропускной режим и усилить охрану объекта. Когда товарищ Троцкий поднимался в вагон агитаторов, на улице царило большое оживление. «Преторианцы» куда-то бежали с пулеметами Шоша, комендант как зайчик, скакал к паровозу, менять флаг, а вокруг автомобилей и аэропланов копошились техники, получившие приказ все проверить и перепроверить. Я удовлетворенно кивнул.
Появление в вагоне «Трибуна Революции» поначалу внимания не привлекло. Оно и верно, предыдущий Лев Троцкий сюда захаживал всего пару раз, обычно передавая распоряжения через секретаря и ординарцев. Агитаторы чувствовали себя распрекрасно. На сегодня митингов не планировалось, поэтому люди расслабленно потребляли самые разнообразные напитки и вели философские беседы а-ля «Есть ли жизнь на Марсе».
В вагоне стоял густой папиросный дым. Слышались гомон и смех, в том числе и женский.
Я прошелся по проходу, заглядывая в купе. Все чинно, благородно, в пределах разумного. Посуду никто не бьет, аморалкой тоже не занимаются. На явление народу «Большого Босса» реакции ноль.
«Все правильно — мало ли зачем зашел? Дел сейчас нет. Вроде как и отдохнуть можно… Расслабились люди. Сейчас соберем».
— Товарищ Глазман, надо здесь проветрить. Откройте двери в сторону вокзала. — Ординарцы бросились выполнять приказ, не дожидаясь слов моего секретаря.
После того как двери распахнули, марево быстро улетучилось, и по проходу потянуло холодом. Сначала раздались недовольные крики и требования закрыть дверь. Кто-то даже грозился не наливать шутнику стакан целую неделю.
«Еще бы. На улице-то мороз градусов под тридцать, а тут двери нараспашку».
Усмехаясь, я еще раз прошел по вагону и заглянул во все купе. На этот раз при появлении Предреввоенсовета народ резво вскакивал с мест. Кто-то прятал бутылки или картишки. Некоторые смотрели с недоумением, другие виновато. Текст для всех звучал одинаковый.
— Одеться и на улицу. Построиться перед вагоном.