Стальные перья

Раздался тонкий свист, черная молния взвилась в самое небо, захватив в петлю солнце, и опоясала голые плечи невольников. Сали не издали ни звука, хоть сагат полоснул сильно, Аэлло услышала, как лопнула под полоской кнута кожа, превратившись в алые разводы. Молчание рабов явно не понравилось надсмотрщику, его ухмылка преобразилась в оскал. Замахнулся снова, но так и не опустил руку, остановленный знаком того, что сидит на коне.

– Будет с них, – сурово сказал старший. – Ты не сильно-то усердствуй! Живьем с рабов кожу драть – много ума не надо, а каждый наперечет. Здоровые руки и ноги нынче дороги.

– Слушаюсь, старшой! – гаркнул надсмотрщик.

Аэлло показалось, что он с трудом сдерживает ярость.

Видно, те, что на конях, были того же мнения.

Тот, что постарше, сделал знак надсмотрщикам, отчего оба они вытянулись по струнке, а сам обратился к товарищу.

– Плохо, – тихо сказал он. – Орсы эти вообще славятся своей беспощадностью и жестокостью…

– Что на руку воинам и славной Сагатии, – вставил второй.

– Что на руку воинам и славной Сагатии, – эхом повторил первый. – Но за Коном я давно приметил особую страсть к насилию. Никогда не упустит случая кого-то изувечить. Сейчас, как пить дать, только скроемся, всласть отыграется на салях. А плотину для этого мага атаману самому строить, что ли?

– Я кажется, знаю, что делать, – сказал второй, усмехаясь в усы.

– Эй! – крикнул он надсмотрщикам. – Салей не калечить! Беречь, что детей малых!

Надсмотрщик, стоявший навытяжку, заржал по-лошадиному, запрокинув голову, так ему понравилась шутка старшого.

Первый тоже усмехнулся.

– Хвалю за службу!

Оба надсмотрщика просияли вполне искренне, выпучив глаза, даже лица у них как будто посветлели.

– Рады! Служить! Атаману! – пролаяли они, поднимая правые руки вверх. У того, кого назвали Коном, в руке покачнулся кнут.

Старшие, скупо кивнув, ударили коней пятками и продолжили путь.

Процессия рабов с двумя надсмотрщиками поднялась на холм и скрылась, Аэлло выглянула из-за валуна, высматривая Семко. Парня не было, но на этот раз по дороге прошли двое сагатов, с виду ничем не отличающиеся от других. Они продолжали беседу, начала которой Аэлло не слышала.

– Лучше не болтать о том, что в ритуальной пещере видел, ладно?

– Ладно-то ладно, но долго ли это чудище в Сагатии пробудет?

– Атаман сказал, недолго.

– Недолго! – вспылил первый. – А ведь он, если с той же скоростью продолжит рабов глотать, салей-то не останется. За нас ведь примется, гадина!

– Тише! Услышит кто, заподозрят в трусости.

– Да как будто остальные не боятся!

– Боятся-не боятся, да только помалкивают. Вслух обронишь – века будут звать сагатов трусами, вирши слагать про трусливое племя. Свои мужики, что бабу, забьют!

– Верно-то верно…

Сагаты скрылись.

Кто-то тронул Аэлло сзади за плечо, и гарпия вздрогнула, подскочила на месте. Оглянулась и облегченно выдохнула, увидев Семко. В руках парня каравай белого хлеба и глиняный кувшин.

– Правильно сделала, что за валун схоронилась, – похвалил ее парень. – Лучше не привлекать внимания наших.

– Опасно? – спросила Аэлло и впилась зубами в краюху хлеба.

– Не то, чтобы опасно, – неуверенно пробормотал парнишка, с явным удовольствием наблюдая, как белые зубки крылатой девы расправляются с ароматным мякишем. – Да только не жалуют у нас чужаков. Как пить дать, расспросами замучают.

– И чужачек? – спросила Аэлло, вспомнив загадочную фразу «Свои мужики, что бабу, забьют», что обронил недавний прохожий.

Семко отчего-то потемнел лицом и подтвердил:

– Чужачек жалуют. Но тебе лучше никогда этого не узнать.

– А ты что же? – спросила Аэлло, хитро прищурившись.

Парень покраснел, потупился, но тут же открыто взглянул прямо в зеркальные глаза Аэлло.

– Ты не похожа на чужачку, я имею ввиду, на опасную чужачку, – сказал он. – Ты меня, конечно, извини, но опасной ты не выглядишь.

– Чего уж там, извиняю, – вежливо ответила обладательница смертоносных перьев и ополовинила кувшин с молоком.

***

– Вот мы и пришли, – сказал Семко, махнув рукой в сторону холма со скошенной макушкой.

Вокруг холма разбросаны валуны. Словно тот, кто гигантским мечом рассек небольшую гору пополам, затем раскидал вокруг то, что осталось от макушки.

Сердце юной гарпии тревожно сжалось, от холма повеяло холодом.

Аэлло посмотрела в небо. Отчего-то захотелось оттолкнуться от земли, как можно сильнее, взмыть ввысь, и лететь, сломя крылья, куда-то, неважно куда, лишь бы повыше и подальше.

Сглотнула, потрясла головой, отчего пружинки белых волос запрыгали по плечам. Крылья распахнулись за спиной, точно два серых паруса, раздуваемые ветром. Семко смотрел на нее, как зачарованный.

– Что это? – спросила Аэлло у парня.

– Так ритуальная пещера, – ответил он, по-прежнему не сводя с нее глаз. Осторожно, точно боялся спугнуть птицу, протянул руку, отвел белую прядь волос, упавшую гарпии на лоб.

– Пещера? – переспросила Аэлло, недоуменно хлопая ресницами. – А вход тогда где?

Семко взял ее за руку, повел вокруг. Несмотря на юный возраст, он оказался немного выше гарпии.