Я вглядывался в глаза Айсун, надеясь найти хоть что-то, за что можно было уцепиться, но крылья снова скрыли ее лицо и я не увидел ничего, кроме яркого оперения. Я пытался найти Гюзиде, но тоже напрасно. Все, что я мог разглядеть, были перья, мерцающие в темноте. Ангелы вырвали у меня последние остатки надежды… Осознав это, я вдруг полетел камнем вниз. И падал я так быстро, что не различал проносившиеся мимо предметы: колонны, фрески, мозаики, фаянсовые плитки, михраб, каллиграфические надписи и стихи из Корана, минбар и вся атрибутика этого храма слились в какое-то пятно. Теперь я знал, что никто не придет мне на помощь: ни ангелы, ни жена с дочерью, ни даже друзья. Я знал, что лечу навстречу смерти и разобьюсь о мраморный пол. Все эти мысли стремительно проносились у меня в голове, пока я падал.
Я уже начал различать свою быстро растущую тень на мраморном полу и приготовился умереть, как внезапно проснулся. Вместо пола собора Святой Софии я увидел бледно-желтый потолок своей спальни. Подумал, что это настоящее чудо. Я упал из-под купола Святой Софии прямо к себе в кровать. Дневной свет вырвал меня из лап кошмара и вернул в обычное утро реального мира.
Демир
Сев в кровати, я вгляделся в утреннюю серость за окном и мысленно вернулся к собору Святой Софии. Но мысли мои были обращены не к храму из моего сна, а к музею в переулке, рядом с которым убийцы оставили четвертое тело. Я подумал сразу обо всех жертвах и о монетах, которые мы обнаружили у них в руках. Тут же в голову пришли правители, связанные с монетами… И убийцы, которые, прирезав четырех человек, оставили тела у четырех совершенно разных исторических сооружений. Столько убийств, а единственной зацепкой для нас по-прежнему оставался белый фургон.
Убийцы определенно были людьми непростыми. Умные и образованные, они заранее планировали все свои действия и поступки, а затем блестяще, шаг за шагом, реализовывали намеченное.
Я попытался предположить, сколько их могло быть на самом деле, но не смог прийти к однозначному мнению. Ясно было одно: их нельзя недооценивать. А что насчет нас?.. Дни напролет бегаем по кругу — точнее, нас водят за нос. И по-прежнему ничего конкретного.
Раздумывая обо всем этом, я услышал звонок в дверь.
Должно быть, Али, подумал я. Утром мы вместе должны были поехать к Адему Иездану. С вечера я завел будильник, но, видимо, не услышал его. Как неудобно получилось…
Я вскочил с кровати и, подбежав к окну, распахнул его. Было холодно. Резкий поток воздуха ударил меня по лицу, я вздрогнул, но, кажется, тут же пришел в себя. Потом высунулся из окна и посмотрел вниз.
Там стоял не Али, а мой друг Демир. Он услышал, как открывается окно, поднял голову и крикнул:
— Открывай, Невзат!
— Сейчас открою.
Через несколько минут я был внизу, у двери, и встречал Демира. Я пригласил его войти.
— Нет, спасибо, я ненадолго… — сказал он. — Ты что, еще дрыхнешь? На мобильный не могу дозвониться, по домашнему не отвечаешь. Я уже думал, что у тебя сердечный приступ.
Подавляя зевок, я ответил:
— Ох, и не спрашивай, Демир. Три ночи уже нормально не сплю. Вчера как пришел домой — сразу отрубился.
— Тебе нужно меньше работать, Невзат, — сказал он с беспокойством. — Ты уже даже не мужчина средних лет, ты старше. Должен поберечь себя…
Конечно, он был прав, но пока какие-то психи шастают по городу и оставляют трупы, это вряд ли возможно.
— Хватит уже обо мне. Тебя-то каким ветром сюда занесло? Ты у меня нечастый гость.
Он делано нахмурился.
— Только не начинай, пожалуйста. Это ты к нам дорожку позабыл в последнее время… А мы тебя всегда ждем.
Ну и дела, подумал я, пару минут назад вы все мне снились.
— Я же у вас только вчера был…
— Это потому, что мы тебя почти силой к себе затащили…
Мне стало по-настоящему приятно от его слов.
— Если бы Бахтияра не сбила машина и я не привез его к тебе, вы бы обо мне даже не вспомнили. В детстве так всегда и было — играть я вас звал, а не наоборот…
— Еще чего! Неужели забыл? По дороге в школу я всегда сначала заходил за тобой, а потом мы шли за Хандан и Йектой.
Так оно и было: Демир вставал раньше нас. Он был вынужден просыпаться ни свет ни заря, чтобы присматривать за больной матерью. Было совершенно непредсказуемо, когда она встанет, а когда ляжет спать. Если ей взбредет в голову, могла выйти из дома и пойти куда глаза глядят. Часто ходила в церковь в Фенере поставить свечки святым, иногда ее видели в Эйюпе — она молилась у священных могил. Детство у Демира было похуже нашего, но он никогда этого не показывал. Когда к ним приходила помощница, Демир тут же нулей летел из дома: возможно, так он спасался от гнетущей атмосферы. Сейчас у меня в дверях стоял крепкий, уверенный в себе мужчина, но мне не казалось странным, что я каким-то образом разглядел в нем эту скрытую боль. Не знаю, с какой травмой он жил, но, несмотря на горький опыт, он даже в детстве не жаловался и не раскисал — уже тогда было ясно, что из него выйдет сильный и уравновешенный человек. И признаться честно, меня это радовало.