Станция Вечность

– Да слышу я, слышу, – проворчала она, а потом вздохнула и открыла дверь. – Что надо… – Но недовольство мигом испарилось, и за удивлением она забыла даже похмелье.

На пороге стояла низенькая старушка со светло-коричневой кожей, упругими седыми кудрями, обрамляющими строгое лицо, и темно-карими глазами, морщины вокруг которых открыто говорили о строгом характере. Одета она была в коричневое пальто, застегнутое под горло, а в руках крепко сжимала черную сумочку. Будучи ниже Лавли почти на целую голову, она смотрела на нее снизу вверх, скрестив на груди руки.

– И вот так ты меня встречаешь?

– Бабуля! Когда ты… – Лавли бросилась обнимать ее, цепляясь, как за единственный шанс на спасение. В глазах почему-то вдруг встали слезы.

– Утром, – ответила бабушка, практически профессионально похлопывая ее по спине. – И решила сразу зайти к тебе. Я слышала, что случилось, – сказала она, кивая на перевязанную руку. – Не ожидала, что застану тебя с таким ужасным похмельем, но могу понять.

– Да я… – начала Лавли, но бабушка отстранилась от нее на вытянутых руках и окинула суровым взглядом. – Ну ладно, ладно, да, – недовольно сказала она, хотя понимала, что ей нечего возразить.

– Ну что, пустишь меня наконец или продолжишь жалеть себя, пока я стою на пороге?

Лавли сощурилась; солнечный свет бил в глаза.

– Хорошая же погода, бабуль.

– Солнце тоже опасно. Не хочу заработать рак кожи, – сказала она и прошла в дом, протиснувшись мимо Лавли.

Та вздохнула, но впервые за несколько дней на губах выступила улыбка.

– Заходи, бабуль, заходи.

Миссис Элизабет Браун расстегнула пальто, аккуратно поставила сумочку на кухонный стул, а потом уперла руки в бока и оглядела бардак.

– Сколько ты выпила?

– Полбутылки, – ответила Лавли.

– Не ври мне.

– Ладно. Две бутылки. Или три. После первой сбилась со счета.

– Ты пила одна? Потеряла сознание?

– Господи, бабуль, у нас тут собрание анонимных алкоголиков? Со мной были друзья. – Не дожидаясь вопроса, она быстро добавила: – Надя с Бобом. Мы посмотрели кино, потом они сели играть в приставку. Мы напились, они взяли такси и разъехались по домам.

Бабушка достала из раковины пару кружек и принялась мыть их.

– Бабуль, да я уберусь, – вяло сказала Лавли, но опустилась на стул, признав поражение. Спорить с бабушкой было бессмысленно. Особенно учитывая, как ей было плохо.

– Травма серьезная, так что разрешаю потратить на жалость к себе две недели, – сказала бабушка, не оборачиваясь. – Насколько я понимаю, несколько дней уже прошло. Сколько там осталось до физиотерапии? Полторы недели? Можешь пораскисать. Но только до начала лечения.

– Не надо меня жалеть, бабуль, – сказала Лавли, упираясь лбом в ладонь. – Лучше расскажи, как дела. Я думала, что… ну. Мы еще не скоро увидимся.

– Я не жалею, – ответила бабушка. – Поверь мне. Когда у твоего дедушки не задавалось выступление или ему отказывали в работе, мы брали бутылку виски, устраивались на диване, и он плакался, что его карьера летит в тартарары, он бездарь и никогда ничего не добьется. А на следующий день, стряхнув похмелье, он шел и пытался дальше. Если не получалось вовремя пожаловаться, он приходил в себя значительно дольше. Поэтому я позволяла ему раскиснуть. Но только на один день.

Лавли об этом не знала.

– Дедушке было тяжело начинать?

– Как и всем творческим личностям, – ответила бабушка, набирая воду в чайник и роясь в шкафчиках. – Комики всегда начинают с маленьких клубов. Их перебивают и освистывают, и иногда выступления проходят просто ужасно. Как и твои прослушивания. Хотя, пожалуй, скрипачей не оскорбляют в лицо, – признала она.

Лавли подумала обо всех юмористических шоу дедушки, обо всех залах, где он выступал, о славе, которую заработал. Как-то бабуля тайком шепнула Лавли, что поэтому-то ее отец и стал бухгалтером – как еще он мог взбунтоваться против родителей, когда папа был легендарным комиком, известным за «Лохматую историю шестиглавой собаки»? Что уж говорить про все негативные отзывы и лишения, выпавшие на долю семьи, которые тоже становились материалом для его шоу.

– Просто не забывай перед сном выпить побольше воды, – сказала бабушка. – Не хочу потерять тебя из-за алкогольного отравления. У меня больше никого не осталась. – Она достала френч-пресс для кофе и залила туда горячей воды, а потом оценивающе оглядела кухню. – Хотя помойку все же советую убрать.

– Ты разрешила мне страдать, а теперь говоришь убрать помойку, – сказала Лавли, опустив голову. – Ты уж определись.

Перед ней появился стакан воды и две коричневые таблетки.

– Выпей. Если тебя не стошнит, поделюсь с тобой кофе.

– Спасибо, – пробормотала Лавли, забросила таблетки в рот и зажмурилась, надеясь, что организм спокойно их примет.

– Пожалуй, с завтраком лучше повременить, – сказала бабушка. – Давай-ка сходи пока в душ, а потом я заплету тебе волосы.

«Господи, мне сколько, семь лет?»

– Не надо, я сама справ… – Она закусила губу и посмотрела на забинтованную руку. Нет, сама она больше не справится.

Бабушка коснулась ее плеча крепкой, уверенной ладошкой.