Станция Вечность

Бабушка слегка улыбнулась, но врач не обратил внимания на очевидную ложь, просто подозвал к себе и попросил показать левую руку.

Несмотря на внешность типичного качка, любящего выпить, действовал он профессионально, что уже радовало. Осторожно размотав бинт, он осмотрел шов в центре ладони. Лавли даже думать о нем не хотела, но понимала, что делать нечего. Нож проник глубоко, оставив уродливую рану и прорезав первый сустав мизинца. И несмотря на ровные, мелкие и аккуратные стежки швов, Лавли сомневалась, что сможет восстановить мобильность оставшихся пальцев.

– Вы повредили довольно важное сухожилие, – сказал он. – В карте сказано, что оно полностью перерезано, так что восстановить работу оставшихся пальцев будет непросто. Приходите через неделю. Перевязь не снимать, не мочить, менять каждый день, – сказал он. – Пальцами пошевелить можете?

Она попыталась, но лишь слегка дернула средним и безымянным пальцами.

– Будем надеяться, что надлежащая терапия поможет немного восстановиться, – с сомнением сказал он.

– «Будем надеяться»? – сухо переспросила бабушка.

– Вероятность есть, – сказал он. – Но гарантировать ничего не могу.

Лавли поморщилась. Будто она сама не догадывалась.

– Ну, хорошо, что это левая рука, а не правая, – добавил он с улыбкой человека, который только что дал ей попробовать новое крафтовое пиво и теперь ждал вердикт.

– Она сможет играть на скрипке? – спросила бабушка.

Доктор Уэйтс рассмеялся, и они молча уставились на него. Придурок явно не читал ее амбулаторную карту.

Заметив их взгляды, он замолчал.

– Ох, вы не шутили. Играете на скрипке? Не производственная травма, надеюсь? – Оптимистичная улыбка быстро угасла, и он продолжил: – Физиотерапия может помочь, но шансы невелики. Вы не сможете играть правой рукой?

– На скрипке не… – начала было Лавли, но бабушка поднялась с места.

Она начала собираться после «производственной травмы», и сейчас, забрав их вещи, протянула Лавли толстовку.

– Ясно. Спасибо, доктор, мы уходим.

Доктор Уэйтс тоже встал, сбитый с толку.

– Приходите через неделю, назначим вам физиотерапию, и будете снова играть.

Бабушка холодно на него посмотрела.

– Мы подумаем, – сказала она и вышла, а Лавли пошла за ней.

В гневе бабуля была крохотным ураганом – никто не решался встать у нее на пути. Она даже не остановилась у стойки регистрации, а сразу прошла мимо.

– Бабуль, мне нужно записаться на повторный прием, – сказала Лавли.

– Уж точно не здесь, – ответила бабушка через плечо, не замедляя шаг.

Только на улице Лавли догнала ее и ухватила за плечо здоровой рукой.

– Бабуль, он лучший врач в городе.

– Либо город хреновый, либо рейтинг накрученный, – сказала бабушка. – Хороший врач знает, кем работают его пациенты. Хороший врач поймет музыканта, поймет, что ты не можешь просто взять и переучиться. Хороший врач читает амбулаторную карту заранее и не спрашивает у пациента, что с ним случилось!

И действительно. Лавли бесила его снисходительность, но бабушка зрила в корень. Что за урод им попался?

– Ты хорошо придумала про авокадо, – сказала бабушка. – Сомневаюсь, что кто-то будет углубляться в детали. Но это тебе не поможет.

– Да, – согласилась Лавли и расстроенно выдохнула. – Бабуль?

– Что такое, моя хорошая?

– Как думаешь, это у нас семейное?

– Что именно? – спросила она спокойно.

– Жестокость.

Бабушка остановилась и заглянула Лавли в глаза, уложив руки ей на плечи.

– Лавли, разве можно назвать жестокой медведицу, которая убила кого-то, защищая своих медвежат? Разве это не заложено в ней природой?

– Так что, я животное?

– Нет, – вздохнула бабушка. – Ладно. Можно ли назвать жестоким человека, защищавшего друга?

– Нет. Скорее, героем.

– Именно. Инстинкты, мужество, жестокость – называй, как хочешь. Но все сводится к одному: в нашей семье не принято терпеть, когда о нас вытирают ноги. Уж лучше дать жизни отпор, чем сидеть на месте и ждать, пока она тебя доломает.

15. Старые знакомые, нежданные встречи

Ксан продолжал задумчиво жевать странное мясо, принесенное Сонмом. Торопиться было некуда; новости из медотсека до сих пор не пришли. Мэллори, разозлившись, сбежала, как только закончила жаловаться на тяжелое детство.

Лично Ксан думал, что ничего ужасного в ее истории не было. Да, сначала пришлось тяжело, но она выросла в относительно нормальной семье, и это не делало ее уникальной. О заботливых родителях мечтают все, но не всем они достаются. Ее кормили, поили и не били – многие не получали и этого.

Правда, убийство дяди и приезд тети на Вечность немного выбивались из общей картины. Это было довольно странно, Ксан не спорил. Наверное, стоило сказать это Мэллори.

«В моменты стресса люди всегда самые искренние, – однажды сказала Ксану бабушка, когда он выругался в ответ на отвешенный ему подзатыльник. – Посмотри на фальшивые улыбочки мэра Хораса, когда он разъезжает по центру в кабриолете. Но если официантка опрокинет на него кофе – сразу узнает, что он думает про молоденьких девушек. Все они тупые идиотки, вот что. А ты – грязный, противный матерщинник».