Он не распускает рук, ведет Надежду к озеру. Подымает ее, относит на катер. Вода по пояс Родиону. Надежда затихла.
Бежит Костромин, в нательной рубахе, босой, с ружьем.
Родион толкает плечом катер. Никак не сдюжить. Тогда он выходит на берег, встречает там старика. Приобнял Костромина вместе с ружьем и приподнял. Отнес и поставил поодаль.
— Не лезь! — сказал. — У! Стой, как поставлен! С места не сдвинься!
Родион, медлительный от презрения, повернулся к старику спиной. Пошел.
Костромин подымает ружье... Еще не целит, не хочет, не знает... Но уже приклад в плече...
— О-о-о! Родя! Стрелит он... Уйди-ы. — Надька кричит, молит, плачет. Она прыгает наземь и укрывает Родиона от ружья.
Старик опускает приклад...
— Надя... Вернись! Возвратись, ведь дочь ты мне, Надежда! Старый я уже, не подыму семью и садик. Тридцать лет ведь растили. Не для себя... Надя! Надька! Пули у меня в оба ствола заложены. Не отпущу!
Родион посадил Надежду на катер.
Подошел к старику. Вынул ружье у него из рук. Нацелил в небо, нажал курки... Выстрелов нет. Переломил стволы, заглянул... Нету патронов. Обнял старика. Принес его на тропинку. Поставил.
— Стой тут пока что, Михаил Афанасьич! Ручкой нам помахай.
...Завелся мотор. Но Костромин все не может поверить, что дочка сейчас уплывет от него. Он держит катер за борт. Катер уходит. Все глубже, глубже вода. Одна голова над водой. Вот обдало старика. Возвратился на берег. Поднял ружье. Поглядел на него. Повесил на плечо.
За зверя заступился
Плывет по озеру лодка, груженная землей. Колян в корме, на веслах Михаил Афанасьевич. Старый он сегодня, сидит сутуло, глаза совсем тусклые.
— Папка, — говорит Колян, — а ночью я слыхал, волчица выла, значит, она не ушла, тут живет, опять волченят разведет?
— Обильно они плодятся, волки-то, — не глядя на сына, говорит Костромин.
Они работают вдвоем высоко над заимкой.
Костромин поставил лопату. Внизу, на усадьбе, вдруг залилась зверовая лайка. Очень разволновалась собака. Старик повернулся к тайге.
У пихтовой, лественничной, кедровой тайги — березовая опушка. Между березок показалась комолая маралуха, корова с теленком. Шерсть у нее такого цвета, как песчаные забереги на озере, а на заду подпалины.
Маралухе не страшен собачий гомон внизу. Она видит близко людей, все ниже, ниже идет по склону, трава ей по брюхо. Вот остановилась и смотрит, и теленок смотрит, ему еще любопытней, чем матери. Он вперед ее норовит, но от бока материнского оторваться ему боязно.
Костромин улыбается, глядит на зверье. Колян шепчет ему:
— Папка, гляди, это та, что в прошлый год к нам приходила. И теленок похожий.
— Поняла она, что у нас безопаснее. В тайге сейчас маралуха беззащитна, медведи голодны, а тут ей спокойно.
— Папка, папка, — зовет Колян, — гляди, кто это там? С ружьями.
Старик вглядывается. Глаза у него вылиняли, но дальнозорки.
— Да вот стреляли ночью. За даровым мясом приехали...
Костромин спускается к избе.
Он достает старый морской бинокль. Лезет с биноклем на крышу.
Ему видны трое мужчин на каменном уступе против заимки, они пригибаются там, чтобы скрыться, и скидывают ружья с плеч.
Старик берет в сенях двустволку, закладывает патроны.
...По распадку, вдоль ручья, с камня на камень он торопится в гору.
Пасется над заимкой маралуха с теленком.
...Колян заложил в свой деревянный пистолет камешек-кругляш, пошел по тайге на охоту.
Кобчик залопотал в вершине березы.
— Ага! — грозится Колян. —Ты птичкам не даешь жить, а я тебя сейчас из револьвера.
Скальный мыс воткнулся в озеро, на вершине его гривка леса. Отсюда чуть видно, как ползает в травах маралуха с теленком. Открыта заимка Костромина, там тявкает пес.
— Метров шестьсот будет, — прикидывает Галентэй. — С оптическим прицелом вполне возможно...
— Если надо, и на тысячу не промахнемся, — хвастает директор, только надо ли, а?
— Михаил Афанасьевич нас может увидеть. — Дмитрий схоронился в можжевеловом кусту.
— Чего чикаться? — торопит Галентэй. — Вон уж они до чего обнахалились, людей не боятся, чуть не в двери ломятся.
— А, черт, жалко разрушать такую идиллию... Ну, и порожним я не люблю возвращаться. Отберем у нее теленочка, а? Яловой не останется, вон она какая красотка, и воротник у нее голубого песца...
— Да, чо, Иван Никоныч, корову валите, была охота по телятам патроны расходовать?
Дмитрий смотрит на всех, будто сейчас заплачет. Худо ему на открытом мысу. Прячется в можжевельник.
— Катер ушел, однако, — говорит Дмитрий. — Родион угнал катер. Вас не подождал. Что-нибудь, в общем, случилось. Надо сходить проведать... Лес загорелся или еще что. Пойду... — И побежал, прижав к боку винтовку, камни так и порскнули из-под его резвых ног.
— Что его, клещ укусил? — Директору неприятно Митькино бегство.
— Они тут и всю дорогу такие, что тот, что этот, в глухоте живут, чокнутые челдоны.
— Ну, стрелять так стрелять. — Директор ложится, раскидывает ноги, прилаживает винтовку на камне.