Старфайндер

И Мишель. Почему бы ей не желать ему смерти? После того как он высадил ее на необитаемом острове и проклял за то, что она стала островитянкой? После того как он втоптал в грязь ее любовь к нему?

Почему бы ей и в самом деле не желать ему смерти?

Но желание убить его своими руками...

Она тем временем вернулась к металлическому столику за ампулой и теперь, разломив колбу, скрывавшую смертоносную иглу, вновь приближается к капсуле. Она снова говорит с ним глазами, но снова непонятная завеса скрывает все то, что она пытается сообщить ему.

Второй символ, переданный китом, рассеивает оставшиеся у него сомнения:

Да, все кончено. Он — мусор, выброшенный за борт.

Но это лишь справедливо. Справедливо, что девушка, отвергнутая им, отвергнет его. Что рука той, кого он убил, станет рукой, которая убьет его. В конце концов не никакой разницы, чья именно рука принесет ему смерть. Он достигнет своей цели с помощью Девушки со звезд так же успешно, как с помощью ко-го-либо другого.

Она втыкает иглу в его взбухшую вену, и сразу начинает сгущаться тьма. Как только она заполняет подземную темницу, безумный Монах начинает вопить.

«Умри, проклятый! Умри!» — шепчет Старфайндер... и неожиданно стены темницы рушатся и хоронят Монаха под грудой пыли и щебня, и его вопли обрываются, и одновременно страшное бремя спадает с плеч Старфайндера и впервые в жизни он чувствует себя свободным. Он ликует — он свободен, а казалось бы невозможное воскрешение Девушки со звезд удалось, — но его радость омрачена горькими сожалениями. Он свободен — да, но он не может жить, потому что прикован к Смерти.

Он беспомощно вливается в черный фон, на котором разыгрываются все драмы действительности. Очень скоро наступит полное бесчувствие... и окончательный переход от света к полной тьме проходит незаметно.

Глава 11. Строительная компания

В ночи, поглотившей Старфайндера, возникает символ:

Он на некоторое время зависает в темноте его сознания, затем постепенно тает.

Для начала, ему там нечего делать.

Он ведь умер, верно?

— Попробуй еще раз, Чарлз, — слышен где-то рядом голос.

И снова темноту ночи рассеивает тот же символ:

Глаза Старфайндера плотно закрыты. Он отказывается их открывать. Если, как кажется, смертельная сыворотка не подействовала в полной мере и он галлюцинирует, тьму его сознания просто заменит тьма внутри капсулы, ведь, жив он или нет, логика подсказывает, что он благополучно направляется к месту своего назначения и, возможно, уже в плену гравитационного притяжения огненной Фарстар.

Он чувствует на губах ласковый поцелуй. Мягкий, теплый и слегка влажный. Тот же голос шепчет:

— Продолжай попытки, Чарлз.

Теперь он понимает, чей это голос.

Третий символ куда более определенный:

Глаза Старфайндера открываются сами собой.

Прямо над его лицом — другое. Не вполне сердечком и не вполне овальное. Такое среднее. Когда-то это было детское лицо, лицо двенадцатилетней девочки, похитившей звездного угря. Сохраняются следы его прежней худобы, ровно столько, чтобы намекнуть на подростковую миловидность, скрытую под нынешней классической, с его точки зрения, красотой. Это же и лицо мертвой девушки, которую он обожал, которой поклонялся, мертвой девушки в белом скафандре, с замерзшими на щеках слезами, мертвой девушки, которая ненадолго восстала из мертвых и вернула к жизни умирающего кита, а потом возвратилась в свой ледяной гроб. И это лицо той самой девушки, которую он, обернувшись, увидел в ту судьбоносную ночь в «Доме безмятежности». И все-таки другое лицо: лицо, от которого отхлынула кровь, лицо той, кого он оскорбил за соглашательство с тем образом жизни, который в своей наивности она принимала за нравственный и который, несмотря на прямо обратные утверждения так называемых моралистов всех времен, возможно, был — нет, возможно, является — не менее нравственным, чем любой другой.

Многоликая девушка в чреве кита.

Да, он в чреве кита. Он узнает помещение, в котором находится, койку, на которой лежит. И то, и другое его. Кит, после того как «палач» снова оказался на его борту, должно быть, догнал капсулу и, воспользовавшись психокинезом, поместил ее в причальный отсек. После чего Сили\Мишель как-то умудрилась доставить его сюда. Возможно, он пришел своими ногами, сам того не сознавая. Можно спорить, могут ли мертвецы ходить, но никто не может утверждать, что они возвращаются к жизни.

Тем ему ясно, что он не умирал.

Сили\Мишель — нет, он должен думать о ней исключительно как о Мишель, раз уж она выбрала себе это имя — Мишель уже сняла маску палача и сбросила черный капюшон, закрывавший волосы и лицо. Но она еще не избавилась от одеяния. Вероятно, у нее не было на это времени. Или, возможно, его освобождение всего лишь сон, и он по-прежнему в капсуле, летит к солнцу. Он закрывает глаза, затем снова открывает их. Нет, это не может быть сон. Она по-прежнему там, сидит около его койки, цветочно-синий взгляд мягко касается его лица.

Внезапно его охватывает ужас. Если он не умер, то, вполне возможно, не умер и безумный Монах.