Старики и Бледный Блупер

У меня начинают подрагивать губы.

— О'кей, Мудила, жрал бы ты орешки из моего дерьма. Не я сочинил весь этот фарс, я всего лишь пытаюсь свою роль до конца доиграть. Не повезло вот, приходится на сцене ходить во всем зеленом, но война должна продолжаться. Если бы Бог действительно хотел, чтоб я родился морпехом, я и был бы сейчас с зеленой кожей, и висела бы она на мне свободно. Понял?

Никто не говорит ни слова.

— Я всего лишь «собака», капрал я. Я никого не посылаю туда, где его на куски разорвет. Я знаю, что гибнуть здесь — бесполезная трата времени.

Поднимаюсь на ноги и делаю три шага к Скотомудиле.

— Хочешь — будь бравым воином, Мудила. Приказы отдавай, — делаю еще один шаг. — А я не собираюсь!

Никто не говорит ни слова.

Наконец салага тихо произносит: «Ставлю доллар».

Скотомудила глядит на меня, затем начинает бросать фишки на кон, одну за другой.

— Отвечаю… Повышаю… — Считает в уме, считает. — На пять баксов.

Салага прикидывает.

— Отвечаю.

— Господи Исусе! — Скотомудила с силой шлепает картами, так, что они гнутся. — Номер десять! У меня нет ни хрена.

Салага говорит: «Три валета». Помахав картами, сгребает фишки с кона.

— Ну, Мудила, — говорит со смехом Донлон, — как он тебя сделал!

Алиса подхватывает:

— Запугал ты салагу своим блефом, запугал.

Я говорю:

— Повезет в любви, повезет в любви — так оно, Мудила?

Мудила пытается сохранить лицо.

— Да не мог я пасовать! У меня на кону больше четырех баксов было. Я думал — салага спасует. Обычно-то меня боятся…

Донлон снова смеется.

— Кондиционная у тебя программа, салага. Как зовут-то тебя?

— Паркер, — отвечает с улыбкой салага. — Фамилия Паркер. Зовут Генри. Можно Хэнк.

Салага считает фишки.

— Скотомудила, с тебя девять с половиной баксов.

Скотомудила крякает.

Я не сажусь на место, говорю:

— Повезет в любви, повезет в любви — так оно, Мудила?

— Джокер, мать твою, тебя кто спрашивает? С приколами своими — ну служака вылитый.

— Вот как? Ну ладно, вот скоро стану я рядовым гражданским первого класса, а ты будешь сранни-ганни, я тебя пивком угощу, а потом пошлю куда положено.

Я присаживаюсь.

Ковбой ухмыляется:

— Можешь и меня угостить, Джокер. Только подождать придется, пока мне двадцать один год не стукнет.

Кто-то очень громко ржет дальше по тропе. Я говорю:

— Эй, вы там, отставить шум! В этом взводе шуметь только мне положено.

Младший капрал Статтен, командир первой огневой группы, показывает мне средний палец. Затем поворачивается к тому, кто смеялся — худосочному деревенщине Харрису, — и говорит:

— Заткнись нахрен, Харрис.

Скотомудила добавляет:

— Ага, Харрис, слушайся генерала Джокера.

Я говорю:

— Я готов заняться твоим воспитанием, сраная ты обезьяна…

— Ну, так хапни обезьяньего дерьма и подавись, крыса, — Скотомудила сплевывает. — Слабак ты, чтобы…

И тут меня словно подбрасывает на ноги, в руке — К-бар. На губах кипит слюна, и я держу здоровенный нож в паре дюймов[161] от лица Скотомудилы. Я оскаливаюсь, как зверь.

— Ну, давай, сукин сын, сейчас я тебе глаза вырежу…

Скотомудила глядит на меня, на клинок К-бара, на Ковбоя. Тянется рукой к своему M60.

Ковбой продолжает жевать.

— Прибери-ка свинорез, Джокер. Ты знаешь, как я к этой херне отношусь. Расставь задницу с башкой по местам или…

— Нет, Ковбой. Хрен там. Он меня уже…

Ковбой поправляет очки.

— Я на роль командира отделения в этой ссаной войне не напрашивался… Но я тебе хребет обломаю, раз ты в такую игру решил…

Донлон присвистывает.

— У Ковбоя…

Ковбой обрывает:

— Донлон, заткнись.

Меня немного отпускает, и я вкладываю К-бар обратно в кожаные ножны.

— Ладно, ладно, у меня, кажись, от всего этого топанья словесный понос разыгрался.

Ковбой пожимает плечами.

— Все ништяк, Джокер.

Ковбой поднимается.

— Ну, девчонки, хорош хавать. Давайте-ка по коням. Выдвигаемся.

— Выдвигаемся, — передается назад по тропе.

Влезаю обратно в сбрую.

— Слышь, Скотомудила, я тебя на деле-то херить и не думал. У меня этот, как там, рефлекс убийства взыграл. Помоги-ка с ранцем…

Скотомудила пожимает плечами и помогает мне влезть во вьетконговский рюкзак. Потом я помогаю ему надеть полевой ранец. Говорю ему:

— Ты мне купить сайгонский чай?[162]

Мудила скалится. Посылаю ему воздушный поцелуй.

— Не волнуйся, малпех, я много сильно тебя любить.

Мудила сплевывает.

Ковбой машет рукой, и Алиса становится в голове колонны.

Я говорю:

— Ни пуха, Джангл Банни.

Алиса показывает мне средний палец. Затем поднимает вверх кулак правой руки и встряхивает им. На синей холщовой хозяйственной сумке, перекинутой у Алисы через плечо — предупреждение: «Если прочитал — слишком близко стоишь».

Ковбой машет рукой, и отделение выдвигается.

Снаряжение — как мешок с камнями, еще тяжелее, чем раньше.

Скотомудила говорит салаге Паркеру:

— Не иди так близко за мной, салага. На мину наступишь — меня разорвет, а мне это ни к чему.

Паркер отходит подальше.

Как у меня заведено, отдаю честь Скотомудиле, чтобы снайперы, которые могут тут обретаться, решили, будто он офицер, и пристрелили его, а не меня. С тех пор как я нарисовал сверху на каске красное мишенное яблочко, я стал немного всего шугаться.