– Она хочет видеть вас, – прервал канцлер мои размышления и протянул руку. – Идемте.
– Как… видеть? – Я даже попятилась от неожиданности. – Она знает?..
– Разумеется, знает. Как я мог утаить от Эвы подобное?
– Наверно, она рассердилась… – пробормотала я, уже привычно взявшись за его локоть, за жесткий рукав мундира.
– Мягко сказано, сударыня. Эва весьма гневлива, но отходчива, имейте в виду. Вы намного более сдержанны, хотя… если бы не разница в воспитании, думаю, и вы сделались бы такой же. О чем я? – тряхнул он головой. – Ах да! Эва согласилась с необходимостью принятых мною мер. Правда, мне до сих пор не представлялось возможности представить ей двойника… по известным вам причинам.
Я кивнула и подумала: интересно, будет ли там мэтр Оллен? А если да, то как вести себя с ним?
Увы, подумать подольше канцлер мне не позволил – увлек за собой уже знакомым путем, в особняк у моря, а там уж стало не до рассуждений.
Когда мы вошли в королевскую опочивальню, я первым делом высвободила руку и поспешила склониться в придворном реверансе. Странно: мне почудилось, будто канцлер попытался задержать мою руку, но я все равно выскользнула.
– Встань и дай посмотреть на тебя, – раздался слабый голос королевы.
Я ужаснулась: мой ведь совершенно не похож на ее! Но может, так только кажется? Наша учительница пения говорила, что человек слышит свой голос совершенно иначе, нежели окружающие. Да и чары должны сглаживать разницу…
Подумав об этом, я приободрилась и осмелилась взглянуть на ее величество.
Она, казалось, еще больше исхудала с тех пор, как я увидела ее впервые. Тоненькая фигурка тонула в подушках, распущенные темные волосы свисали безжизненными прямыми прядями. Руки, лежащие поверх пышного одеяла, казались совершенно бесплотными, почти прозрачными. Лицо было восковым, как у той пансионерки, что умерла от чахотки, только без румянца, но заострившийся нос и обтянутые кожей скулы выглядели точно так же. На этом лице жили только глаза – большие, яркие… и тоже не такие, как у меня. У меня – темно-серые, как снеговая туча (мне нравится это сравнение), у Дагны-Эвлоры – с проблеском синевы. Понятно теперь, почему ее платья не подошли мне не только по размеру: у нас разные и глаза, и оттенок кожи, даже если делать скидку на болезнь королевы, и цвет волос. У нее они, насколько я могла различить, на свету немного отдавали в рыжину, а у меня нет. Госпожа Увве сказала мне когда-то, что будь они еще немного темнее, можно было бы назвать этот оттенок цветом воронова крыла, но увы…
Все это промелькнуло у меня в голове за доли секунды, а королева велела:
– Подойди ближе, дитя мое. Хочу рассмотреть тебя получше.
Я послушалась. Кто-то подсунул мне табурет, и я села – не нависать же над ее величеством, вынуждая ее задирать голову! Она хоть и полусидела, опираясь на подушки, все равно старалась лишний раз не шевелиться, я обратила внимание.
Мы молча смотрели друг на друга, и я с ужасом понимала, что нас действительно нельзя спутать. И дело не в том, что Дагна-Эвлора сейчас выглядела так, как наверняка не выглядела ни одна девочка из самого захудалого пансиона, а… Не могу подобрать слов!
Хотя нет, пожалуй, сумею: несмотря на ее жалкое состояние, от Дагны-Эвлоры все равно исходила уверенность – в себе, в том, что окружающие любят ее и сделают все, чтобы помочь во что бы то ни стало… Сама Богиня снизойдет и вылечит ее, если не сумеют этого сделать врачи и маги, – вот что я прочитала в глазах ее величества. И выздоровление уже началось – она ведь очнулась и мыслит здраво, а значит, и дальше все будет замечательно!
Признаюсь, мне стало страшно. Ненадолго, но…
– Не бойся, – по-своему истолковала мой взгляд Дагна-Эвлора. – Возьми меня за руку.
Я послушалась, стараясь не сжимать пальцы ее величества слишком сильно.
– Какая ты горячая… Она не больна, Одо? Не хотелось бы подхватить еще и лихорадку вдобавок к моему недугу…
– Эвина совершенно здорова. Просто ее бросает в жар от страха, – отозвался канцлер, а я вдруг осознала – он впервые назвал меня по имени!
– Нас даже зовут похоже… Это в самом деле знак, как считаете, Одо? И что думает мэтр Оллен?
– Я тоже хотел бы знать, о чем он думает, но вы же понимаете: если он этого не желает, отыскать его нет никакой возможности.
– Да, как обычно… – Взгляд ее величества снова обратился ко мне. – Одо сказал, ты выросла в приюте и не знала родителей. А что ты почувствовала, когда мэтр Оллен наделил тебя моей памятью?
– Зависть, – сорвалось у меня прежде, чем я успела подумать над ответом. – Вы были так счастливы, ваше величество… Я никогда не знала ничего подобного, вы правы. Я бы, наверно, многое отдала, чтобы хоть немного побыть в настоящей семье, не приемной…
– Я бы тоже многое отдала, чтобы моя семья вернулась, – тихо произнесла Дагна-Эвлора и едва заметно сжала мои пальцы. – Но у меня остался только Одо. Ну, еще Рина и другие, но они не считаются… Какие у тебя грубые руки! Одо, скажите горничным – пусть займутся!
Я невольно вздрогнула от такого резкого перехода, но постаралась не выдать смятения.