Старший брат царя. Книга 2

— Знай: мне претит убийство из-за угла, хотя бы и врага! Тем паче государя, посаженного на трон не без Божьей воли. — Немного спокойнее он продолжал: — Плохи ваши дела, атаманы, коли на безумных надежда у вас. И, кстати, ни Данила, ни его отец, сколько мне известно, боярами не были. Он из приближенных царя, из детей боярских. В опалу попал, говорят, потому, что умыкнул какую-то государеву грамоту.

Резкость не обидела Сургуна, он непритворно вздохнул:

— Удивляюсь твоей незлобивости, Юрий Васильич. Уж кому-кому, а тебе царь здорово... отблагодарил. А все ты прощаешь ему, вроде как по Священному Писанию.

— В Священном Писании, Сургун, говорится и о прощении и о возмездии. Там сказано: беды и несчастия посещают человека за грехи его. А я небезгрешен, меня наказать есть за что. Да я и не поставлен судить о делах государя всея Руси...

Сургун возмутился:

— Как можешь говорить такое! По-твоему, государь не человек и ему дозволено рушить законы Божьи и человеческие? Ему прощается казнь старшего брата, бесчестие невесты преданного слуги и...

— Погоди, Сургун. Самая страшная беда, когда каждый начнет считать себя вправе судить и наказывать ближнего своего. Каждый норов показать захочет, месть творить языческую — око за око, зуб за зуб. Обязательно найдутся хулители и доброго деяния. Покатится по земле ком зла и превратится в гору!.. Ежели человек не станет прощать обиды — черное покрывало зла накроет всех нас... А государя будет судить Высший Судия.

Сургун очень тихо спросил:

— А может, в наших силах приблизить этот день Суда? Ведь под лежачий камень...

— Думал я об этом. Придется собирать атаманов и сказать им все. Одобрят, начнем готовить воинский поход.

— Слава князю Юрию! — громко вскрикнул пасечник. — Поднимем людей на правое дело!

Ехавшие впереди Фокей и Кузя недоуменно оглянулись — не было случая, чтоб Сургун повышал голос! Юрша умерил радость старика:

— Подожди, дорогой, до славы далеко, до бесславия всегда ближе. Мы будем делать свое дело — готовить людей на бой, как на суд Божий. А сказано ведь: на Бога надейся, а сам не плошай...

За время бортничества Юрша действительно обдумывал возможность большого похода. При этом чем больше прикидывал и так и этак, сомнения не уходили, а наоборот. И все ж казалось необходимым испробовать силы и желания свободных людей. Еще одна мысль сверлила голову: ведь не попусту он спасен от неминуемой смерти? Не без участия Провидения оказался он Кудеяром! А вдруг он упускает возможность подняться во весь рост и распрямить плечи? Может, и впрямь грядет Суд Божий?!

12

В Тихом Куте Юрша не нашел своих учеников. Спросил казачьего голову, куда они подевались.

— Скучная жизнь у тебя, князь, — ответил тот. — Они, вишь, обрадовались свободе и, видать, на промысел подались.

Дней через пять явились, троих привезли ранеными, двоих Юрша не досчитался. Он не спросил, где были, они сами не рассказывали, помалкивали. Зато полусотник преподнес Юрше подарок — саблю, тусклую, без блеска, но с синими прожилками. У него аж дух захватило — дамасский булат! Но он переборол себя и сказал, что взять не может — нечестным путем приобретена. Полусотник обиделся:

— В честном бою с крымчаками взята! Этой саблей Косорыла жизни лишили, а он в кольчуге был. Сабле цены нет, она железо, как масло, режет!

— Я вижу, дорогой подарок. Но...

— Все, князь! В память о Косорыле бери.Юрша сдался:

— Мне вам и отдарить нечем.

- Ты нам уже отдарил. Если бы не твоя наука, те татарчуки нас всех бы положили. Нежданно напали, а их за сотню было!

Но, наверное, у ватажников стычки были не только с татарами, наверняка купцов пограбили. Юрша у многих видел дорогие украшения. И вообще после похода они почувствовали себя вольготнее. Открыто начали играть в кости, пили хмельное и дрались. Юрша делал вид, что это его не касается: ведь скоро они разъедутся по своим ватагам.

Все ж остаться в стороне от разгула не удалось. Как-то пришел разгневанный голова:

— Уйми, князь, своих головорезов, — кричал он на всю деревню. — Баб забижают, добро крадут! Казаки собираются в сабли их взять. Кровь потечет!

Юрша собрал разгулявшихся учеников:

— Гляжу я на вас и не вижу будущих атаманов-кудеяровцев. Так, бражники с большака! Две седмицы до вашего срока осталось, но не до ратной учебы вам. Десятники и полусотенный забыли о порядке, а вы возрадовались — меж собой и день и ночь свара. Соседей-казаков обижаете, они про вас сабли точат. Верю, не все ум пропили, но раз других не держали, сами тож виноваты! Так вот мое слово: завтра к утру чтоб духа вашего тут не было! Пусть ватаги новых шлют, да чтоб умнее вас были. И последнее: дружба дружбой, атаманы, но ежели напоследок буянить начнете, казаков кликну, сразу уймут! Хоть и стыдно мне за вас будет. Прощайте, не поминайте лихом.

Однако все обошлось без скандалов, многие в тот же день покинули Кут. И все же Юрша воспринял разгул учеников как удар по наклюнувшемуся большому походу.

Позднее, когда появился Демьян, Юрша рассказал ему об этом. Тот не высказал ни одобрения, ни порицания: