Старший брат царя. Книга 2

— Погоди, я не все сказал. Я не знаю того, что хотят видеть атаманы. Намедни ты узрел стрелецкую охрану и готов был побежать за ней... Не спорь, твоя душа мне вот как известна! И еще: тебя привезли сюда насильно, сам бы ты многажды подумал сначала. Теперь ты учишь ребят воинскому мастерству. Ничего не скажешь — здорово учишь, но постоянно думаешь: кого твои выученики бить будут? Прости меня, князь, но ты — на росстани и не знаешь, какую дорогу выбрать!

Юрша, тяжело вздохнув, ответил:

— Ума тебе не занимать-стать, Сургун. И все ж ты несправедлив ко мне. Верно, я пришел к Кудеяру не добровольно, его ребята спасли меня от верной смерти. Но остался я тут по своей воле. Назвался Кудеяром и буду им, пока братство хочет этого. Теперь о главном. Говоришь: стою на росстани. Нет, старче, я уже выбрал дорогу и тронул коня, хотя знаю — путь нелегкий. Волею моих наставников я стал ратником, кое-что усвоил в этом многотрудном деле и скажу тебе и всем: с нашим воинством, даже с очень большим, мы не справимся с полками царя Ивана. Для победы надо учить не полусотни, а тысячи, и учить должны люди, которые с детства держат меч в руках, а у нас таковых нет. Значит, нужно искать их, привлекать. Сделать так, чтоб опальные дворяне от Ивана не в Литву бежали, а к нам. Возможно, Кудеяру придется идти на поклон к литовским рейтарам, нанимать их в учителя, они вои умелые и за деньги с кем угодно сцепятся. Вот они, дворяне, да и многие из наших атаманов должны будут учить воев воевать, а воевод — воеводить, это тоже не так просто. И еще, самое главное, на Руси все должны знать, что кудеяровцы — не разбойники, вор — не друг кудеяровцам. Вот тогда можно будет идти на большое дело... Я так мыслю, дорогой Сургун.

Долго молчали. Потом Сургун, покачав головой, сказал:

— Не ночной это разговор, Юрий Васильич. Вернемся к нему днем и в ином месте. А теперь надо спать, завтра большой день, меда нужно много брать. Покойной ночи, князь. — И зашуршал сеном на своем ложе.

А Юрша вышел из шалаша. Роса и свет луны покрыли серебром и траву и кусты. Тени от деревьев легли на это серебро искусной чернью. Яркую дорожку проложила полная луна и по озеру. Лягушки вовсю старались перекричать друг друга. Но вот большая рыбина гулко ударила хвостом по воде, побежала волна, ломая лунную дорожку. Качнувшись на волне, настороженно притихли лягушки, и стало слышно шуршание камыша, потревоженного волной. Но угасла волна, выровнялась лунная дорожка, и взорвалось кваканье с еще большей силой.

Смотрел Юрша на подлунное озеро, а в голове одни за другими возникали сомнения: «Как это так: ни думал, ни гадал, а затеял разговор о подготовке большого дела?! А стоило все это говорить Сургуну? Понял ли он?.. Конечно, понял. Старик в душу заглянул. Верно: на росстани ты, Юр Васильич, и только-только тронул коня. А почему сейчас? Вещий сон тому виной?

— И холодок побежал по спине, в дрожь ударило: — А не есть ли это указание свыше?!» — Перекрестился Юрша.

По озеру над водой бегут клубы тумана... Нет, то не туман, а прозрачные души утопленников... «Впрочем, откуда тут столько утопленников, — сам себя опроверг Юрша. — Вот я, кажись, без воды утопаю! Постой, однако, свет Юрий, не рано ли заупокойную ладишь? Тебе еще и тридцати нет, больше полжизни впереди. Ведь и взаправду можно за собой народ потянуть!..»

С этими мыслями он заснул...

Еще три дня на поляне и в округе они собирали мед. Заполнили привезенные бочонки, бурдюки. Крепко завязали их, вымыли, чтобы медом не пахло, и тронулись в обратный путь, уже по другой дороге. Сургун объяснил, что нужно заехать на заимку, повидать знакомых.

Чем дальше продвигались на полночь, тем гуще и непроходимее становился лес. Последние верст десять они ехали по ручью. Было заметно, что это торный путь — коряги из русла ручья вытащены на берег, упавшие лесины развернуты, сучья кое-где порублены — верховой мог проехать свободно.

Заимка находилась в верховьях ручья, который начинался в каменистой балке со множеством родников. Подъезжая, они увидели на берегу балки огромную кучу репы. Около нее — четырех баб и седого старика. Им навстречу бросилась с лаем собака. Бабы, испугавшись, скрылись в кустах, но вскоре, узнав Сургуна, вышли из укрытия.

Пока развьючивали и расседлывали коней, Юрша присмотрелся к заимке. По берегу балки между деревьями виднелись десятка два больших и малых землянок, не меньше как на сотню жителей. Однако вокруг никого не было видно, кроме тех, что встретили их. Они расспрашивали Сургуна о своих знакомых из Тихого Кута. В свою очередь, тот задал вопрос, удививший Юршу:

— Отец, боярин-то где?

— Где ж ему быть, у себя стрелы пускает.

— Скоро придет?

— К ночи, не раньше.

— Тогда мы к нему пойдем. Кто проводит?

— Дарью возьми, она знает.

— А ты ужин готовь. Мы дорогой двух зайцев подбили.

— Ужин будет. А зайцев у нас и своих хватает. Во видишь — из кустов выглядывают, ждут, когда мы им ботву бросим. Будто в лесу травы нет.