Старший брат царя. Книга 2

— Говорить ты мастер: ребят, я вижу, ты уговорил. Тогда я ухожу.

— Подожди. Обо мне разговор окончен. Теперь о вас. Воевода может слукавить, тогда все, кто пойдет со мной, примут смерть. Всякий, кто испугался, пусть уходит с Нежданом. На них зла иметь не буду. Неждан, бери мою охрану, пусть она тебе служит верой и правдой, как служила мне.

Дружинники зашептались, вперед подался старший:

— Князь, мы служили и будем служить тебе. Потребуется, станем биться насмерть!

— Спаси Бог вас! Однако, Неждан, где Фокей?

— Он сопротивлялся, пришлось связать. Вон он.

Фокей шел помятый, на кафтане трава и хвоя, под глазом синяк. Юрша обнял его.

— Благодарствую, друг мой! Теперь прошу выполнить последнюю просьбу. Вот моя сабля, передай ее главному атаману, который будет после меня. Держи!

Фокей недоуменно покрутил саблю перед глазами, но вдруг передал ее дружиннику и, подбежав к Юрше, упал на колени:

— Ни-и пойду! С тобой!

Юрша поднял его, поцеловал в губы:

— Ты должен идти с Нежданом. Я прошу тебя, и ты выполнишь мою просьбу. Найди Таисию и верно служи ей. Иди. — И он еще раз поцеловал Фокея. Тот пошел прочь, заливаясь слезами и покачиваясь.

— Давай и с тобой попрощаемся, Неждан. Много мы с тобой соли съели вместе. Теперь прощай.

Они обнялись. Неждан, взяв Юршу за руки, вымолвил:

— Жаль мне тебя, Юрий Васильевич! Вот как жаль, хоть в пору не уходить, остаться здесь.

— И мне себя жаль, да толку-то что. Оставаться здесь нельзя. Иди и выполни мою последнюю волю — удержи ватажников. Пока я тут, не даст вам Иван покоя. И еще одно, заветное: разыщи Таисию и проводи ее в Литву. Туда из Руси многие бегут. Денег побольше дай, Сургун знает, где взять. Все. Ступай. Вам затемно нужно подальше уйти. Прощай!Неждан и ватажники сели на коней и с места взяли в карьер. Топот копыт постепенно удалился и затих. Юрша и оставшиеся с ним дружинники стояли и не замечали, что пошел дождь...

10

Мать Агния, настоятельница Суздальского Ризоположенского девичьего монастыря 15 августа в день Успения Пресвятой Богородицы после ранней обедни сидела в своей горнице и, листая толстую приходно-расходную тетрадь, тихонько напевала псалом «Поняв тебя, возлюбила, о Господи!». В дверь тихо постучали. Она не услышала. Постучали громче. Мать Агния прикрыла тетрадь и разрешила войти. В двери показалась монашка, сгорбленная вопросительным знаком, звонким голосом объявила:

— К тебе, матушка, странница.

— Зачем я ей? Покорми сама.

— Не, матушка, от пищи отказалась. Говорит, срочная нужда до тебя.

— Делать им нечего! Ну, зови. — Агния положила тетрадь в ларец и щелкнула замком.

Вошла стройная женщина в темном одеянии, платок закрывал большую часть ее лица. Она быстрым взглядом обежала светелку, истово перекрестилась на киот, поправила платок, открыв лицо, и, сложив руки, с поклоном подошла под благословение. Бережно приложившись к руке настоятельницы, затараторила:

— Многие лета здравия желаю тебе, матушка Агния, благодетельница наша. Я многогрешная служительница архиерейского подворья Матрена.

— Наслышана про тебя, Матрена. Садись вон и выкладывай, с чем пожаловала.

— Я, матушка, постою, не барыня. А к тебе тихонько, вишь, загородилась, чтоб не узнали. Ненароком услыхала кое-что. Ну и потихоньку к тебе...

— Брось врать, Матрена. Без благословения владыки ты шага не ступишь. Так здоров ли владыка Евлампий? Дай Бог ему многих лет жизни!

— Здоров, здоров, матушка. Твоя правда, прислал меня владыка, запамятовала я, грешница. Тебе здоровья желает и процветания обители. И велел он сказать: у тебя схимница Тавифа затворницей живет. В миру ее звали боярышней Таисией. Так вот, слух был, что сбежала она у тебя. — Матрена нахально посмотрела в лицо настоятельнице, но та только усмехнулась. Она продолжала: — И дошел этот слух до государя нашего Иоанна Васильевича, да продлит Господь его годы! И распорядился государь отозвать из Ливонии, из войска государева боярина Афанасия, родного брата Таисии. Так что он вскорости будет тут. Вот об этом и приказал владыка уведомить тебя.

Агния слушала Матрену со скучающим видом, даже зевнула раза два. Когда та бросила тараторить, спокойно сказала:

— Спаси Господи владыку за доброе отношение ко мне, грешной. Только сомневаюсь я, чтобы государя нашего, занятого заботами о государстве и войне с нечестивыми, интересовали какие-то схимницы. Может, ты путаешь чего, Матрена?

— Вот тебе крест, матушка! Как есть все сказала. А еще страшное болтают. Дозволь на ушко скажу?

Настоятельница выслушала шепот до конца, потом, отшатнувшись, изобразила на лице возмущение:

— Врешь, негодница!

— Истинный Господь, матушка! Вот те крест!

— Людно, не божись, не гневи Господа!

Поболтав еще о том о сем, Матрена ушла, спрятав на груди подарок игуменьи — платок сатиновый в синий горошек.