Старый рыцарь

Историю пшеничной вдовы не слышал разве что ленивый. Проклятая невеста, похоронившая всех своих женихов и мужей… Исбэль Фаэрвинд, первая кровь, дочь короля Дорвуда Фаэрвинда, умерщвленного Реборном Блэквудом ровно так же, как оба ее брата и все родственники мужеского пола ближе третьего колена. Судьба любит смеяться над нами, пока плетет свои кружева.

— Мне гораздо лучше. Благодарю вас, Ваше Величество, — ответил Фолкмар, натягивая на себя шелковое одеяло, чтобы прикрыть свою неполную наготу. Он попытался было встать, чтобы поклониться, но не смог.

— Нет, что вы. Сидите. Простите, что заставила вас волноваться, — Исбэль Блэквуд проплыла к его кровати и осторожно села на край.

Боги, как она была красива. Южные женщины… В свои неполные сорок три весны она смогла сохранить свежесть лица и белоснежность кожи. Огненно-рыжие волосы спадали с плеч, на макушке покоилась тиара из драконьих слез — бриллиантов, запутавшихся в зеленой атласной ленте. Она ныряла в шелковые локоны и показывалась вновь, завязавшись огромным бантом на затылке. У нее была все еще тонкая талия, несмотря на бремя и маленькие острые пальчики. Фолкмар поднял голову и взглянул прямо в глаза королеве, без страха и стыда — что ему было терять?

— А вы верите мне, Ваше Величество? — спросил он, и впервые знал ответ на свой вопрос.

— Я не могу не верить вам, — ответила Исбэль, протянув белую ручку к морщинистой коже Фолкмара. Оставалось лишь мгновение, в которое мог поместиться разве что один рваный вздох, и она бы коснулась своей рукой грубой кожи рыцаря… но Исбэль одернула ладонь, опустив печальный взгляд, — Грустно, когда слухи оказываются правдой. Я чувствую в вас что-то… похожее. Я бы могла прикоснуться к вам, чтобы утешить, но, боюсь вы бы умерли на восьмом вздохе. Это все проклятье… любой, прикоснувшийся ко мне дольше, чем на семь вздохов, обречен. Наверняка, вы слышали историю бедовой принцессы, у которой умерли все женихи и мужья. Это все про меня… так грустно.

— Но ведь ваша беда покинула вас, разве нет? — спросил ее Фолкмар.

— О, нет, что вы, — затрясла милой головкой королева, — Она не покинула меня. Я могу прикоснуться разве что к мужу и детям, а остальные… приходится сторониться людей даже на праздниках и никому не подавать руки. Было бы ужасно неловко, если бы королева вырывала ладонь у всякого, кто хотел бы почтить ее своим вниманием, — Исбэль тяжело вздохнула, — Я бы рада избавить вас от страданий… но наша беда из темного колодца. Боюсь, я лишь добавлю мучений. Вы снова очнетесь, даже если перестанете дышать на седьмом вздохе.

Исбэль посмотрела на него так, будто он понимал что-то в проклятьях. Увы, он знал толк только в никудышных дарах.

— Ну, раз так, стало быть, ничего не поделать, — слабо улыбнулся старик, не желая расстраивать королеву, которой поклялся служить.

— Женщины очень чувствительны, когда носят дитя, — тяжко вздохнув, король встал, — У моей жены всегда было мягкое сердце, а сейчас в особенности. Я не верю в проклятья, не верю и в суеверия. Но некоторые объясняют так всякие случайности.

— Какой ты жестокий, — поджала губки Исбэль, глядя, как Реборн с удовольствием наливает себе вторую рюмку крепкого вина из прозрачного графина, — Что это? Ты же сказал, что пьешь вино, а не наливку. Ты ранен. Сир Хардрок запретил пить крепкое еще несколько дней.

— Сир Хардрок слишком заботится там, где нужно немного отдохнуть, — король опрокинул в себя наливку, но вторую наливать все же не стал.

— Иногда запретное бывает лекарством, — признался Фолкмар, словив на себе благодарный взгляд короля, — От одной рюмки не станет худо. Наливка разгоняет кровь, а в этом нет ничего, кроме пользы. Уж я-то знаю.

— Хм… Быть может, вы правы… — королева задумалась, — Сир Фолкмар, куда вы отправитесь дальше?

— Если честно, я совсем не знаю.

— Вы можете попросить, что хотите. Можете поселиться в замке, там будет спокойная жизнь. Не нужно будет заботиться, что есть завтра, и где найти теплую постель. У вас останутся доспехи и меч, а еще ждет почтение и спокойное будущее.

А что, если… Все останется позади, в кошмаре, который сотрется со временем. Он осядет в спокойном месте. Дорога его завершится, и он, наконец, обретет покой. Высокие башни шахматного замка сулили все то, о чем он мечтал долгие годы… кроме самого главного. Это будет еще один обман, ведь внутри него ничего не поменяется. Сколько не меняй обертку, слаще его жизнь все равно не станет. Самый тяжелый выбор всегда начинался с вопроса «а что, если»? Вот только Фолкмар всегда знал ответ на этот вопрос.