На самом же деле Милли исповедует вовсе не марксизм, а взгляды Паррингтона[85]
, объяснил Палмер. Ратуя за широкий утилитаризм искусства, она не понимает важности диалектического, или, выражаясь иначе, классового, подхода. Но для Уорти это все едино, он слышит в речах Милли не только призыв к штурму его башни из слоновой кости, но и песню соблазнительницы-сирены, заманивающей его Ангелочка в чуждое ему, Шорту, царство гетеросексуальной любви. Видимо, желая припугнуть Ангелочка и положить конец его интеллектуальному донжуанству, Уорти пригласил Ливингстона Перси — того самого меланхолического молодого человека — провести в Идальго весну и лето и под руководством мэтра завершить пьесу, которую он писал. И что же сделал Райен? Вместо того чтобы внять предостережению, он вдруг закусил удила, будто добиваясь, чтобы драматург его выставил. Он с утра до вечера изводил Уорти, разглагольствуя об эстетических принципах, которые, он знал, приводили Уорти в исступление. Мало того, он защищал левую интеллигенцию, которая эти принципы проповедовала.— Вот в какую драму вы ввязались, — заключил Палмер, — даже не предупредив ее участников. Ergo[86]
когда вы опровергли его сведения «из первых рук» в деле Сакко и Ванцетти, не говоря уже о реатинских шахтерах…— Даже если бы она поддакивала каждому его слову, все равно кончилось бы тем же, — перебила его Пан. — Он видит в ней двойную угрозу.
— Совершенно верно. — Заметив недоумение Миньон, Палмер пояснил: — Ну как же. Во-первых, вы, судя по всему, коммунистка, и во-вторых, вы… ну, скажем — на редкость привлекательная женщина. Вы не только склоняете Ангелочка к политической ереси, но и неизбежно должны стать его любовницей.
Миньон от души расхохоталась.
— Ah, non, alors, ca![87]
— Палмер прав, — сказала Пан. — Следует признать, что наш Уорти уже не молод, а старые влюбленные бешено ревнуют своих возлюбленных.
— Все это, разумеется, чистейший бред, — сказал Палмер, — для всех, кроме него самого.
— Я тоже испытала такую ревность, — заметила Пан, — и очень рада, что никто тогда не понимал, что со мной. Все были безумно заинтригованы… Ничего, он скоро остынет. И может быть, даже даст вам в знак примирения деньги, но тайком, чтобы другие не видели. Уорти непременно нужно, чтобы все были от него без ума.
Миньон решила, что Пан с Палмером просто утешают ее, чтобы она не огорчалась из-за своего глупого промаха. Но немного погодя до нее дошло, что ведь, пожалуй, они правы, так все на самом деле и есть.
Вернулся Эспиди, чтобы забрать жену, и предложил Палмеру и Миньон подвезти их домой. Миньон расцеловалась с Пан и вдруг увидела Уорти Шорта, который стоял в дверях, загораживая ей дорогу.
— Нет, вы не уйдете! — возопил он с дурашливым пафосом. — Мы же с вами только начали сражаться. Вы не представляете, какое я получил удовольствие. Чем больше вы разъярялись, тем явственней источали секс, прямо как черная пантера перед прыжком. Я весь дрожал от страха, а вдруг вы прыгнете на меня?! — Он воспользовался случаем и снова ухнул, как сова. Потом взял ее под руку, отвел в сторону и вдруг сказал тихо и серьезно: — Я ведь действительно заинтересовался этим делом, поверьте мне. Свои ошибки я никогда не стыжусь признать. Так что впишите меня в ваш список и дайте знать, когда комитет соберется. Если вы сможете убедить меня, что ваши шахтеры правы, я докажу вам, что вовсе не такой жмот, как вам кажется. Рах?[88]
Дешево же он хочет отделаться, подумала Миньон. Однако сказала «pax» и протянула ему руку.
— Мы не на необитаемом острове, мистер Шорт, но нам не миновать столкновения. Спокойной ночи.
Восторженное уханье проводило ее до самой двери.
— Изумительная женщина! У меня нет слов!
Глава 13
Деньги — в огонь
В начале третьего Пан Пармали проводила последних гостей из числа трезвенников — Спиди с Милли, Миньон и Палмера Уайта. Теперь в доме остались лишь матерые забулдыги и выпивохи, и она наконец-то исполнит желание которое терзало ее весь вечер с самого обеда, и напьется в стельку.
Подойдя к бару, она залпом осушила два стаканчика неразбавленного ирландского виски, потом налила еще, со льдом и содовой. За этим и застал ее Шарло. Он остановился и молча смотрел, как она готовит себе выпивку. Вот случай, которого она давно ждала!
— Ой, Шарло, как ты был прав, и зачем я только затеяла эту карусель! Весь сегодняшний вечер — ошибка, сплошная ошибка. Но уж теперь все, я ее никогда не повторю.
Он холодно кивнул и процедил сквозь зубы, что пора бы ей начать прислушиваться к его советам, когда он их высказывает, а не задним числом. Гости весь вечер жаловались ему, что их заманили сюда обманным путем и вымогают деньги для коммунистов.
Пан хотела было напомнить ему, что всех гостей до единого она предупредила, зачем их созывают, и что все как один «жаждали» узнать о реатинских событиях от очевидцев, но потом решила не прерывать его, пусть он выскажет ей свою обиду, и тогда злость его пройдет. Однако самый жестокий удар он нанес ей напоследок.