Старый шут закон

Лишь пробыв в Реате несколько часов, он начал понимать, почему Хэм позвал его сюда. Хэм нуждался в немедленной помощи, нельзя было терять ни минуты, дожидаясь, пока ее окажет «Защита американских рабочих». Он знал, что Лео досконально известна обстановка в Реате и сейчас он разберется во всем гораздо быстрее, чем любой другой адвокат со стороны. Лео позвали не потому, что он «исправился», тут его надежды не сбылись, но все-таки приглашение было признанием его профессионального мастерства и хоть это порадовало Лео. Хэм попросил его приехать, невзирая на «моральное падение и деградацию личности», за которые его выгнали из партии, и Лео поклялся не подвести Хэма.

До сегодняшнего дня он ни разу не нарушил клятву. В окружной тюрьме он пробыл до вечера. Последний из арестованных, с кем он беседовал, был Альбенисио Мирабаль. Альбенисио арестовали в понедельник сразу же после похорон Кресенсио, когда он выходил из ворот кладбища, и теперь его собирались выслать. Альбенисио намекал, будто знает, что именно произошло в переулке и где сейчас находится пистолет Фоунера, но упорно отказывался сообщить что-нибудь определенное. Лео приступал к нему и с одной стороны, и с другой, но добиться ничего не мог — то ли Альбенисио не доверял ему, то ли боялся, что в соседней камере сидит провокатор и подслушивает, то ли понимал, что не может сообщить известные ему факты, не сознавшись, что он был в самом пекле, и тогда ему предъявят обвинение в убийстве, а от этого судьба его пока уберегла.

Незаметно страх Альбенисио передался и Лео. Он начал прислушиваться к звукам, доносящимся со стороны полицейского участка, ему мерещилось, что там собираются бандиты и, как только он выйдет, его схватят и будут бить, пока он не признается во всем, в чем они ему велят признаться. Дрожь в руках усилилась до того, что он уже почти не мог писать. Он попробовал старый, испытанный способ — писать, не отрывая карандаша от бумаги, без промежутков между словами, но и это не помогло: рука неудержимо плясала и подпрыгивала, будто ее кто-то дергал, и карандаш выскакивал за края бумаги. Он весь сосредоточился на звуках, доносящихся с улицы, слова старика скользили мимо его сознания — какой был смысл продолжать разговор?

Лео посмотрел на Альбенисио, сердито нахмурившись, убрал блокнот и карандаш и, хотя губы его дрожали, упрекнул старика за то, что он играет с ним в прятки: зачем было приглашать адвоката, раз ты ему не доверяешь, и, если Альбенисио хочет, чтобы Лео ему помог, он должен говорить с ним откровенно, ничего не утаивая. Пусть Альбенисио хорошенько над всем поразмыслит, у них еще будет разговор, но не сейчас, сейчас уже поздно, Лео придет к нему завтра.

Альбенисио бросил на него странный взгляд, будто ему показалось, что Лео пьян. Ну и наплевать, Лео ничего не мог с собой поделать, ему надо было как можно скорее вырваться из этой камеры.

И конечно, все его страхи оказались напрасны. Никакой толпы помощников шерифа на улице не было. Лео перевел дух и вытер пот с лица. Просто он устал, вот и все. Устал и голоден. Сейчас он забежит в прачечную к племяннику Гарри Уинга за рубашкой, той самой, в которой он добирался сюда на товарном поезде, и сразу же в Сьенегиту, там его кто-нибудь покормит, у кого осталась еда…

Лео завернул за угол и столкнулся нос к носу с Томми Фелтоном.

После обычных «Ба, Лео, дружище, вот так встреча! Откуда ты? Сколько лет, сколько зим!» Томми как бы невзначай втолкнул его в нишу между двумя витринами уже закрывшегося на ночь магазина и стал взволнованно шептать, чтобы Лео ради всего святого вел себя осторожно, потому что до него, Томми, дошли слухи, будто на Лео готовится покушение, и на этот раз его не просто вышлют из города, на этот раз его собираются убить.

Во времена сухого закона Томми был одним из Джейковых бутлегеров, и никто в Реате кроме него не знал точно, какое количество спиртного потреблял Лео. Томми так привык исполнять роль ширмы, за которой разные люди (не только Джейк, хотя в первую очередь именно он) обделывают свои делишки, что ему не приходило в голову шантажировать Лео, угрожая доносом в партию о его тайном пьянстве. Как Лео ни презирал Томми, за это он испытывал к нему что-то вроде благодарности, и при всем несходстве их политических убеждений они друг с другом ладили. Сейчас у Томми была собственная винная лавка с лицензией и целый штат агентов, продававших из-под полы спиртное школьникам старших классов и индейцам — эту клиентуру уступил ему за ненадобностью Джейк Махони.