Статьи разных лет

Одновременно в студенческую и в профессорскую среду внедряли людей с определенными заслугами перед революцией, готовых выполнять любые требования ЦК; и молодежь «от станка» и «от сохи». Первых сразу же производили в профессора, благо, по новому положению для этого не требовалось ни защиты диссертации, ни даже университетского диплома. Среди большевиков находилось некоторое число людей, получивших образование до революции. Теперь они оказались востребованы. О.Ю. Шмидт учился на физико-математическом факультете университета святого Владимира в Киеве, с 1918 года стал там приват-доцентом. После революции его «бросили на культуру». То он начальник Госиздата[10]

, то главный редактор «Большой советской энциклопедии», то начальник Главсевморпути, то вице-президент Академии наук. А.Д. Удальцов учился в Горной академии, но «бросили» его на медиевистику, а потом на археологию. Медику В.Б. Аптекарю доверили языкознание, юристу И.И. Презенту– биологию. Окончивший юридический факультет Казанского университета, побывавший послом в Китае Б.В. Легран оказался директором Эрмитажа, а потом заместителем ректора Академии художеств. Педагог С.Т. Шацкий возглавлял Московскую консерваторию. Конечно, эти люди были грамотнее обычных комиссаров (за что интеллигенция их ценила), но всё равно они занимали чужие места. Университетская корпорация вынуждена была их принимать. В противном случае, как свидетельствовал И.А. Ильин, грозили закрыть университет[11]

.

А дальше начиналась всяческая демагогия: «Посаженный нам на голову NN не так уж и плох, с ним можно говорить, что-то ему объяснить, постепенно он всё поймет, сработается с нами». Этого не происходило, но демагогия прокладывала путь к власти невеждам. Учась на истфаке МГУ в конце 1940-х годов, я еще застал кое-кого из «красных профессоров» (многих из них ликвидировали в 1930-х годах). Мы, студенты, без труда отличали их от старой профессуры, но приспособленцы из наших учителей, вроде А.В. Арциховского, делали вид, что это достойные коллеги, члены единой университетской корпорации.

Со студентами-выдвиженцами всё обстояло еще хуже. Когда О. Мандельштам писал: «Наглей комсомольской ячейки и вузовской песни наглей…», он имел в виду, конечно, это новое студенчество – малограмотное, агрессивное, самоуверенное, ибо они из народной гущи, а не детки проклятых буржуев. Преподаватели-приспособленцы их боялись и искали их дружбы. Так, Арциховский покровительствовал весьма темным своим ученикам П.И. Засурцеву и А.Ф. Медведеву. А.М. Беленицкий говорил мне: «Я очень уважаю Дориана Сергеева. Он на Дальнем Востоке был официантом, а стал директором Ленинградского музея этнографии».

Мой отец писал домой из экспедиций, что в поле с ним бывший боец-буденновец и недавний чекист. Никакого проку из этой публики не вышло. Чекист Рыбальчик, став директором Крымского заповедника, быстро там проворовался. Я сказал об этом в полном варианте биографии отца, и почти у всех читателей этот пассаж вызвал недовольство: как можно столь недоброжелательно и надменно говорить о людях!? Не все же рыбальчики! Вот был Авенир Томилин – совсем из простых, а вырос в хорошего зоолога.

Настроения такого рода порождены давними народофильскими установками нашей интеллигенции. В народе-де таятся тысячи Ломоносовых, не получивших возможности раскрыть свои таланты. Интеллигенция должна всячески помогать им «взять штурмом высоты науки». Так ли это? Таланты есть во всех слоях общества, и тем или иным путем они обычно находят свою дорогу. Крестьянские дети скульпторы С.Т. Коненков и А.С. Голубкина, живописец К.С. Петров-Водкин, поэт С.А. Есенин сумели выбиться в люди еще до революции. Им помогали меценаты, о которых они потом старались забыть. Условия, созданные для выдвиженцев после Октября, позволили кое-кому из народной массы получить приличное образование, приобрести специальность. Но сколько темных людей использовали свое происхождение вовсе не во благо науки, а только для того, чтобы занять выгодные места в той или иной сфере, сделать большую карьеру, не приложив усилий для серьезного овладения специальностью. А.Ф. Медведев провел раскопки в Старой Руссе и Городце, что было небесполезно, но результаты раскопок в науку не ввел и памятен в нашей среде больше как стукач, а отнюдь не как ученый. Н.И. Вавилов на первых порах покровительствовал Т.Д. Лысенко, а тот из агронома в ученого не превратился, зато стал официальным лидером советской биологии и постарался убить Вавилова руками Госбезопасности.