СТАТУС-КВОта

– Племяш в Киевской опере спивет. Наслушался, когда он из своего оперного гадюшника отпотеть ко мне в гости приезжает.

– Вы сами ответили, почему не стоит рваться в заслуженные: ни в спорт, ни в оперу.

– Тогда какого рожна тебе надо, куда ваше сиятельство желает воспарить, в какие рая без изнанок? – подрагивал в брезгливом отторжении декан, давно уже усвоивший сермяжную истину бытия, про рыбку из пруда, которую х…вытащишь из пруда. А кто намерен сделать это – либо легковесный придурок, либо хитромудрый прохиндей паразитарного замеса.

Так ведь не лезет сидящий перед ним в эти категории – хоть тресни, не лезет со своими хирургическими мозгами, трудогольством и порядочностью. Иных Аверьян при себе не держит. Состряпал при факультете за три года шесть мастеров. А ныне, даст Бог и родная партия – олимпийских медалистов Большова с Бандуриным можно заполучить.

– Так что ж тебе, тезка, надо? – устало повторил декан, уже не надеясь на связный ответ – расшифровку.

– Вы уже задавали этот вопрос при поступлении.

– Ну. Тогда ты ответил, что тебе нужно петь в опере и играть на фо-но. Я гарантировал все это и слово сдержал. Даже закрыл глаза на разгильдяйство сторожихи Митрохиной, которая три года подпускала тебя ночами к роялю на нашей сцене.

– Евгений Максимович я это ценю и благодарен…

– Ты не хрена не ценишь. Ты неблагодарная скотина, Чукалин, подложившая всем нам жирную свинью. Ну да черт с тобой, с твоей благодарностью. Я просто хочу знать: что лежит в основе твоей оплеухи всем нам?

– С поезда надо вовремя соскочить, пока он не набрал полный ход. Я это именно и делаю, – угрюмо сказал Чукалин.

– А поближе к реальности можно, к бытию посконному, мудреный ты наш?

– Я действительно мог выиграть Союз, потом Европу. Есть основания для того. Но потом надо будет вариться в этом ремесле с хомутом «первого» лет десять, быть рабом этой химеры с мозгами, забитыми тренировкой, сборами, чемпионатами и прочей дребеденью. С того поезда на полном ходу уже не соскочишь. Вы это знаете лучше меня. Мне другое надо, Евгений Максимович.

– Поделись, – сухо попросил Щеглов, установив, наконец, торчком на полировке стола заточенный карандаш. Он высился останкинской иглой над лакированной гладью.

– Мне другое надо. Мне надо знать, зачем в двадцать втором лучших крестьян расстреливали и угоняли на смерть в болота Сибири? Кто и зачем поочередно подкармливал Германию и СССР во время войны, пока мы друг другу глотки грызли? Кто, с какой целью стравливал и обессиливал два государства, после того, как был подписан пакт о ненападении? Зачем у нас столько идет денег на ракеты и бомбы, которыми можно двенадцать раз угробить весь земной шар, а моя мать не в состоянии на зарплату отца купить себе новое пальто, а сестренке зимние сапоги?

Что такое «пятый пункт»? Кто его придумал и почему о нем говорят шепотком в сортирах либо на кухнях?

Зачем бьют директора завода, который повысил зарплату рабочим? Кто придумал отбирать у него всю прибыль от рационализации и уменьшения себестоимости продукции – отбирать и отдавать лодырю и бездельнику? Почему мы почти задаром гоним за бугор нашу нефть и газ, обкрадываем будущие поколения, но встречаем штрафами и партийный лаем любую высокую технологию?

Я хочу знать, кто людоедски держит мою страну в клетке нищеты и пофигизма, кто гробит в ней здравый смысл? Я хочу все знать и что-то делать, чтобы стало лучше. А для этого мои мозги должны быть свободными от всяческих ремесел: большого спорта или большой оперы.

Он замолчал, глядя в упор на Щеглова. И напористая, вдавливающая тяжесть его взгляда сломала щегловский. Декан заговорил, осторожно подбирая слова.

– Узнать про все это в конце концов можно… если Колымы не боишься. Только не много ли берешь на себя, Евген? Таких, как ты, единицы, чей голос тоньше писка… Какие к черту наши возможности…

– Разные, Евгений Максимович, – размеренно и жестко подал голос Чукалин, – пока малые, вроде этого.

И вконец окаменевший декан по спине которого вдруг будто льдом мазнули, увидел, как дрогнул и стоймя пополз к нему по лакированной глади стола торчком стоящий карандаш. Он полз под взглядом Евгена в автономном режиме. Сам. Одолевал коричнево сияющие сантиметры, наплевав на все законы притяжения, физики и механики. Полз, пока не уткнулся в руку Щеглова. Где и упал.

ГЛАВА 24

Мать биосфера заботилась о Божьи тварях – творениях создателя на KI.

Так миллионные когорты рыб, плывущих под океанской зыбью едино – слитным поворотом меняют курс за милю до акулы – поскольку спущенный сигнал опасности для впереди плывущих вожаков тотчас копируется в стае. Неисчислимые армады птиц подчинены тому же, стайному закону. Термиты, муравьи и пчелы – все ведали, что делать, и когда, и как под материнской Биосферой. Над ней главенствовала Ноосфера.

Последняя – являла собой Дух Сварога, пасла стада не птиц, не рыб, но эгрегоры душ, влияла на дела земные, карала за хаос людской все чаще.