СТАТУС-КВОта

Прибывший в Нюрнберг Жуков испускал эманацию разъяренного медведя. И Нюрнбергский трибунал ужалено рванул к финалу, где кучерами на облучке восседали Никитченко и Руденко.

Параллельно с Нюрнбергским процессом распалено заполыхали суды в Австрии, Чехословакии, Польше, Франции, Норвегии, Бельгии – по всему миру, послав подальше свою подлую банкирщину. Европа судила не только генералов, но и главарей монополий, финансистов, дипломатов, врачей– изуверов. Более ста тысяч немецких преступников закончили жизнь на электрическом стуле, в петле и тюрьмах.

Вольфрама Сиверса все-таки приговорили к повешению, несмотря на бешеное сопротивление англо-саксонской судейской челяди и робкого протеста французов.

К виселице в камере его сопровождал профессор Гильшер. Вначале он сконструировал для мира концлагеря, как макет будущего устройства бытия, где все народы будут оторваны от корней своих и превращены в удобрение для будущего высшего существа, равного богам. Теперь он вел к вульгарной, намыленной веревке свою бледную тень, исполнителя этой конструкции. которого не удалось увести от такой похабной и скучной концовки. Сиверс был генеральным директором Аненербе, сосавшего из Рейха четверть годового бюджета. Тогда кто же был Гильшер, вынувший из своего кармана для Дахау Сиверса, и затем пытавшийся в Нюрнберге спрятать его в тот же карман!?

Это и хотел знать Жуков, у которого этот Гильшер застрял не только в печенках, но и во всех ливерных частях маршальского организма. И потому тюрьма в день казни, куда профессор сопровождал Сиверса, была оцеплена тройным кольцом советской агентуры с самого утра. После казни надлежало изъять Гильшера из тюрьмы и поставить перед маршалом.

Спустя два часа Жукову доложили: в камере Гильшер стоял рядом с Сиверсом. Они шептали молитву и совершали какой-то обряд. Ни слов молитвы записанных на магнитофон, ни самого обряда не удалось идентифицировать: они были абсолютно не знакомы христианам, буддиста, католикам, протестантам, мусульманам.

Закончив обряд, Сиверс с улыбкой надел петлю на свою шею и спрыгнул с подставки.

Гильшер, придержав дергающиеся ноги подопечного, повернулся к зарешеченному окну и с силой, странно кривляясь, то ли спел, то ли выкрикнул опять таки неизвестный текст. Потом его перевели специалисты по санскриту:

«Посвященный не нарушил запрета: единый Бог не запрещает единоборства братьев!»

После чего Гильшер вышел.

– Через… три минуты…мы его…потеряли, – докладывающий маршалу командир разведбатальона, умница, гений военной разведки, полковник Косенко, изнемогая, тащил из себя последнюю фразу, как тащат мокрую, со сбившейся портянкой ногу из тесного сапога.

– Что значит «потеряли»?! – Жуков поднимался с кресла. Льдисто– голубые глаза его накалялись синим, грозовым огнем.

– Он прошел решетку, вторую, завернул за угол коридора и исчез.

– Полковник Косенко! Вы сами понимаете, что мелете? – Уже не сдерживая себя, рявкнул Жуков. – Как можно исчезнуть в коридоре, где стоят часовые, охрана?! Сколько вы задействовали боевых единиц внутри тюрьмы?

– Восемнадцать офицеров, товарищ маршал.

– И что?!

– Я опросил всех. Трое вели Гильшера из камеры смерти, шли следом. Они завернули за угол вслед за ним через две секунды. Но его там не было. За углом в коридоре дежурили шестеро. Но…

– Что «но»?!

– Никто из шестерых не видел, чтобы Гильшер появился из-за угла. Я опросил всех. Мы обыскали всю тюрьму, каждый ее закоулок. Профессор исчез.

– Вашу м-м-мать!... – Давно уже никто, из знавших маршала персонала, не видел его в такой ярости. – Засранцы! Титикака вонючая разлилась вместо операции, черт вас возьми! Косенко, как сам оцениваешь ситуацию? – спросил Жуков немного погодя, уняв с превеликим трудом взбухший в нем квашнею и закупоривший горло жгучий гнев.

– Есть все основания полагать: гипноз, товарищ маршал. Все шестеро попали под сильнейшее гипнотическое воздействие профессора.

– Гипноз? Какой к х…гипноз?! Коридорный тупик, заперты все двери! Стоят шестеро мордоворотов, скорохватов мирового класса. Эта ученая спирохета завернула за угол и влипла в тупик с шестерыми. Куда он мог деться, даже со своим сраным гипнозом?! Испарился? Всосался в стену?!

– У меня…нет вариантов ответа, товарищ маршал.

– У него не может быть вариантов, товарищ Жуков, – сказал Сталин за спиной Куценко. У Жукова зашевелились волосы на голове, ибо человек, с объемистым портфелем, стоящий у распахнутой входной двери и имевший абсолютный голос Сталина, им не был.

Вошедший, неторопливо, шаркающей походкой шел к маршальскому столу. Он приближался. И Жукову, вместе с развернувшимся полковником, стало ясно, что это Гильшер. Куценко видел его в тюрьме три часа назад. А маршал просто знал – это он.

– У него не могло быть вариантов, Георгий Константинович – все тем же сталинским голосом продолжил Гильшер – потому что мальчика втянули в наши взрослые игры. В которых он ни черта не смыслит.