Приехали. Медведь, у которого в эту пору в лесу наросло жратвы до отвала – от малинников, брусники, ежевики – до муравейников, этот медведь безо всяких причин, с редкой, прямо-таки человеческой сноровкой снес с петель калитку в заборе. Затем, дотопав до кухни, сработал в точном соответствии со своей дуроломной медвежьей сутью: учинил в ней разгром. Разбил витраж в буфете. Наследил. Слизал мед с пола из разбитой банки. Зверски уконтропупил хозяина и хозяйку.
А потом, многократно макая коготь в их кровь, выписал поверх арабской вязи какой-то свой, хренпоймёшный знак.
Притрушено-дебильная вырисовывалась версия, долбанувшая участкового молотком в темечко. Отчего у него стали сворачиваться набекрень мозги.
... Он доложил о неведомом знаке на арбской вязи прокурору. И наткнулся на свирепый отлуп прокурорского сыскаря:
– Вас кто просил заныривать в осмотр? Вас сюда допустили, чтобы на цырлах по свободному месту порхать, желательно пола не касаясь.И на наши вопросы отвечать! А вы, оборзев в усердии, суете нам в нос свою дребедень про какой-то знак на стенной тряпке. Я тебя не слышал, капитан. И категорически желаю, чтобы эту, твою ахинею никто не услышал.
Не лезло открытие капитана ни в какие ворота. И нагло рушило столь стройно и логично народившуюся у всех версию: про зверское медвежье нападение. Которое уютно вписывалось в «несчастный случай». И уж конечно не вешало на районную шею нераскрываемый «висяк».
… У ворот, дальше которых не пускали прибывшего директора совхоза, на повышенных тонах шла перепалка. Завершил её так и не допущенный во двор Бугров злым выплеском:
– Прокурора позовите! Чего ты меня как девку за грудя лапаешь? На кой хрен мне ваши секретно-розыскные действия? Мне велено передать… я должен передать: прокурора просил дождаться секретарь обкома Кутасов. Он скоро прибудет из Буяна. А теперь будьте здоровы!
Двуногой мухой, влипшей во всевластие обкомовца, прожужжал все это Бугров. Утонуло в нем, как-то по скотски дико растворилось в страхе человеческое сочувствие к истребленной семье лучшего совхозного плотника. Уносили ноги от ворот не директора, а зомби, которого так и не пробудили смерть и горе в этом доме, поскольку накаляла затылок и припекала сзади мстительная воля и карательные возможности пославшего его Хозяина.
«Твою дивизию! Кутасову чего здесь надо?! – всполошенно разгоралась паника в раздрызганом сознании прокурора – значит так: пока он не прибыл, эту тряпку с арабской и кровяной чертовщиной немедленно снять. Капитана с его длинным носом – в три шеи отсюда. Чтоб не совал его больше куда не следует.»
– Вы меня хорошо поняли, капитан? Ваше мнение держите при себе. Во избежание дальнейших, оч-ч-чень крупных осложнений. Я вас больше не задерживаю.
Не знал еще прокурор, что некстати надвигающейся стихии – Кутасову, не нужно было открытие участкового куда больше, чем самому полковнику.
И было это синхронное вожделение (похерить дальнейшее расследование и не выпустить Истину на свет) математически точно вычислено и просчитано в тех инстанциях, куда им двоим не было, и не будет допуска по гроб жизни
ГЛАВА 38
«Ну и что? Что вы тогда подсунули взамен, когда короновали Ядира на Директора? Вы таки считаете, что это приличное сальдо-бульдо? За то, что директору надо поддерживать на планете кошмарный бардак, он может сидеть на золотом унитазе, ходить по воде и менять тело раз в полсотни лет… ну что еще … может терять к чертовой матери под ножом или топором хоть руку или ногу, поскольку она снова вырастет как у ящерицы хвост. Еще я получил от вас чистку мозгов, и память, которые теперь работают не на пять процентов, как у всех, а на сорок. Ах, силь ву пле, пардон, экскьюз ми – ты забыл про самый большой подарок: Директор может надевать на свой хер чехол в алмазах!
И это окончательно все. У них такое называется солидный гешехт!?
Это, конечно, интересно: держать в своем черепке события последних десяти тысяч лет, но они себе представляют, какая проблема от этого мусора в голове?!»
Ядир шел к берегу по воде. Тихая, тоскливая злоба мало-помалу заполняла грудь. Вековая накопленная усталость копилась в порах, клетках, в генах мозга. Он изнывал в жгучем всепамятстве.
Мешанина гойских языков, которую он носил в себе, опаляла изнутри – как россыпь углей, еще не успевших превратиться в золу. Непрестанная прокрутка в памяти событий и катаклизмов людских скопищ, их войны, переселения и этническая трансформация, симбиозы этносов – все более тяжким грузом падали в осадок на дно его гибридной сущности, свинцово утяжеляя её.
Вдобавок ко всему, двадцать лет назад ему снова заменили тело. Но до сих пор, будто перцем натертый, мозжит и ноет по ночам шов на шее.