Но сейчас то должно, наконец, получиться! Не сразу, не нахрапом – такое здесь не проходит – но по пластунски, на брюхе, ласково и незаметно вползать в органы, медицину, банки, газеты, в семьи… в спальни, в министерства и ЦК. Но главное – в советники при ЧЛЕНАХ ПБ, в качестве умного и незаменимого еврея, когда без наших арбатовых, шаталовых, александровых, заславских, полад-задэ нельзя ни вздохнуть, ни пукнуть, нельзя подписать никакую решающую бумагу. И на этом набирать очки, поднимать фанфарный гвалт про сокрушительные успехи от подсказанных решений, бросать вверх чепчики и славить дуроломство, выдавая его за победы! И возводить! Вот такие вот коровники, где благополучно издохнут на морозах валютно-закупленные черно-пестрые голландки, надувать соломиной через задочередную кобылу «великой стройки коммунизма» – и рушить ее бешенным затратным механизмом там где выйдет, где получится. На этом фоне гнать хлыстом страха темпы вооружений, держать в черном теле голодного русского хама, плодить, пестовать и поощрять горлопанов и трутней, истощать бюджет и недра, умненько проектировать атомные электростанции, внося в их конструкцию гениальный пунктик, от коего они рано или поздно вспухнут смертоносным грибом на блядских территориях этого гойского стада.
Но главное, при всем этом – распознавать и во-время давить таких вот упертых умников, на коих пока еще держится постсталинский колосс.
«Ай Вите-о-ок, ай мозговитый потс, во –время ты распустился. Теперь – за дело».
И вдруг непрошеной и неуместой картинкой встало в памяти неземное, истонченное каким-то внутренним страданием лицо женщины…
«Черт… кто это… где я ее видел? Впечаталась в память, припекает оттуда… Так! Здешняя завуч… кажется, Виолетта Заварзина. Привозила свою команду гимнасток в область. Там и запала. Пригласить в обком – «для консультации». Спросить: что хотят гимнастки, как реконструировать для них зал. Взять в область, дать квартиру, как перспективному тренеру. Ну а потом… все что положено от нее …за покровительство. И ты отдашь положенное, НиферТИТЯ ты наша…»
– Однако, к главному делу пора, Виктор Степанович, – взломал повтором гнетущую, затянувшуюся паузу Кутасов, – а я ведь для сюда прибыл не только для того, чтобы тебя для партии уломать.
– То-то меня сомнение взяло: чего это на нашу коровью бздюшность товарищ Кутасов с небес спустился. Вы ж над нами вроде Архангела, – подпустил смиренного елея в голосе обмишулившийся бригадир.
– Что, есть чутье на нас, архангелов? – вздел угол рта в усмешке секретарь.
– А куда мы, сиволапые, без вас. О чем речь, Григорий Акимыч, вы же знаете, я безотказный. За редким исключением.
– Здесь исключение смерти подобно.
– Серьезное дело?
– Серьезней некуда. Оборонка, ракетостроение.
– Вот те на… а я тут при чем? Мое дело коровники, жилье, тока, фермы.
– Вчера на соревнованиях у вас был этап на скорость: кто быстрее вслепую кубометр стены выложит. Ты обскакал всех.
– Ну, было.
– Нужно вслепую выложить в одной хитрой печи пару кубометров термокирпичом. Восстановить защитный слой.
– В вагранке – шамотным поработать. А вслепую то зачем?
– Ту печь вчера загасили. И остыть она должна до двухсот градусов. На меньший градус нет времени.
– А вариться в ней я должен всмятку или вкрутую?
– Ай, не делай из нас садистов, Тихоненко. В скафандре почти нормальная температура. Уже испытывали.
– Тогда почему вслепую?
– Тут одна закавыка: стекло перед лицом плавится, мутнеет. Не держит перкаль прозрачности при двухстах градусах, хоть тресни.
– Григорий Акимович, темнишь ты чего. Сколько себя помню на таких работах – всегда печь остужали до восьмидесяти градусов. И потом… у оборонцев что, своих ремонтников нет?
– Есть. Но тот заказ, для чего печь – спецзаказ ЦК. Счет на часы пошел. А на сегодняшний день таких, чтобы вслепую работали, нет. И нет времени остужать печь до восьмидесяти. Ну и еще одно. Ты обещал коровник вместо года за три месяца сварганить.
– Было.
– Так вот. Я посоветовался кое с кем перед приездом. Зарплату бригаде аккордно выплатим за год.
– Та-ак. Приперли вы меня, Григорий Акимыч. На прием взяли. Не рыпнешься.
– А для чего мы штаны в ВПШ протираем? Там и не таким приемам и учат.
– Когда в печь?
– Завтра. Там пока пятьсот. Завтра к десяти вечера за тобой сюда заедут. У тебя ведь здесь бабушка.
– И это знаете?
– Я многое знаю, бригадир. И даже то, о чем тебе за всю жизнь не догадаться. – отпустил себя на миг партайгеноссе. – Теперь иди к своим. Обмойте чемпионство. У твоих, вижу, глотки пересохли.
Посочувствовал Кутасов с почти неприкрытой брезгливостью практически непьющего. Что, признаться, сильно осложняло его многоуровневую жизнь в нормально проспиртованном партаппарате эпохи развитого социализма, прущему к финальному коммунизму в 80-м.