Они никогда не забывали биологическую чужеродность ЕГО прапращуров: Энки и Богумира. Вся эта кодла гойских бого-человеков всегда противилась их покровителю Энлилю-Адонаи-Ишкуру-Гору, и чтила своих Ра, Сварога и Перуна. Те выродки всегда существовали по другому и отторгали их, потомков Сим-Парзита и Хам-Мельо.
Вот почему, отдавая старшей жрице просьбу-приказ:
«П О Р А!», Ядир вместе со всеми окунался в блаженство предстоящего возмездия. З А В С Е.
…Юфь развязала бант на свертке. Он дернулся, из него высочился тонкий плач. Жрица развернула полотно.
Как изваянье мастера, на свет явился херувим. Опершись ручонками о песок, он сел, пошатываясь в вязкой одури хлороформа, все еще клубившегося в голове.
То было шестилетнее дитя, с распаренным личиком в кудрявом овале бело-льняных волос. На пол лица мерцали, наполняясь испуганной тревогой, два голубых, омытых слезами блюдца.
Солнце плеснуло в них белым жаром и два зерцала невинной души затрепетали и захлопнулись веками. Тень ресниц пала сеточкой на лицо.
Под солнечным лучом вспыхнул янтарной желтизной исламский полумесяц на груди, куда в уютном сочетании впаялся малый крестик – вместо звезды: изготовление отца.
ГЛАВА 41
Тихоненко взорвал ползучую корявость стройки. Уже в полпятого утра – едва рассветало, на пустыре заурчали, жуками завозились два колесных тракторишки «Беларусь», присланных ни свет ни заря Бугровым.
Первый вгрызся буром в сохлую целину, высверлил в ней два шурфа. Туда спустили два просмоленных бревна с прикрученными к ним бетонными торцами. На верхушках столбов фарфорною белизной маслились гроздья изоляторов. Тракторишка устанавливал столбы вертикально – рабочие забросав ямы, утрамбовали грунт. По столбам полезли к верхушкам на кошках электрики. «Беларусик» цапнул долговязой лапой лежащие на земле многожильные алюминевые струны. Лапа, вальяжно повизгивая, поднялась к изоляторам, галантно подала электрику проводовый скрут. Электрик намертво закрепил провода на изоляторах.
То же самое проделали и на втором столбе. После чего тракторишки растянули концы электро-струн, а электрики замкнули их на высоковольтке – с одного конца и на распределительном щите у самой стройки..
Тихоненко сам опробовал подключение: воткнул в пром-розетку вилку сварочного аппарата. Чиркнул по металлу стержнем: из– под него с треском рванул искряной сноп. Стройка обрела кровь и плазму: электричество.
Теперь она дробно трещала молотками и топорами, шипела сваркой, урчала моторами машин и тракторов.
К восходу солнца появился и опрометью понесся по меченому обкомом объекту сам Бугров. Цепляя за рукав Тихоненко, настырно лез в глаза и душу:
– Степаныч, чего еще? Ты мне подробно обскажи: в чем нужда? Когда, чего и сколько сюда доставить?
Тихоненко, сдержано усмехнувшись, погасил вздрюченый всполох попавшего в Кутасовский капкан директора:
– Три пуда гвоздей – сотки для опалубки. Сорок рулонов рубероида. Триста пластин семиволнового шифера. Десять кубов необрезной двадцатки. Пять машин опилок. Запомнил? На эти три дня – пока все, чтобы территорию не захламлять. Да, стоп!
Бугров, у тебя совесть есть? Ты студентам за что, за какую провинность катух коровий вместо жилья выделил? По человечески нельзя было все приготовить? Дорожки, занавесочки, половички, тумбочки каждому, радиоприемник, умывальник… привыкли к людям как к скотине относиться, м-мать вашу… Чтобы к ночи все было! И двести свечей лампочку под потолком. А по субботам к вечеру – автобус закрепленный – свозить на танцы, на кино в ваш клуб.
Бугров автоматически открывший рот в протесте, наткнулся на льдистую неласковость бригадирского взгляда. Припомнил Кутасова и выпустил из глотки смазанный елеем «одобрямс».
– Недоучел, Степаныч. Выправим сегодня же. – Собрался с духом, выпалил: – Один вопросик у меня…
– Чего еще?
– Степаныч… а руберод с опилками на кой хрен? Тут по проекту...
– Проект, Бугров, такие же раздолбаи, как и ты клепали, – резнул наотмашь жестким гневом Тихоненко. – Когда у вас зимой под тридцать хряпнет, загнутся ведь твои голландки, поскольку от мороза их одним говенным шифером на крыше не защитишь. А отвечать будут за этих принцесс забугорных не проектировщики, а персонально козел отпущения, он же стрелочник Бугров – своей многострадальной жопой. Уяснил? Я под шифер бутерброд из рубероидов с опилками положу, они тепло процентов хоть на сорок попридержат. Ну, продолжим прения, иль как?
– Все понял, – сглотнул затравленно директор, – у матросов нет вопросов.
Пошел, ускоряясь. Панически ворочалось в голове несварение проблемы: ну а ему, то, Тихоненко, на кой черт забота о Кутасовских, этих трижды проклятых, голландках?!
…Морщился, как от зубной боли, сокрушенно качал головой бригадир: г-г-господи, бабуля ты моя родная, (не поворачивался язык на «маму родную» у детдомовца, ФЗУшника Витька), да до каких же пор на сельхозфронт российский, морозами, распутицей и бездорожьем вековечно заминированный, таких вот пофигистов-дурбалаев будут бросать – как на штрафбат, в котором надо умудриться выжить?!