СТАТУС-КВОта

Она порывисто и торопливо развернулась. Пошла к селу летящим шагом, натягивая цепенеющей спиной жгуты мужских, прилипших взглядов. Непобедимо, наперекор всему цвело, благоухало в уходящей зрелое совершенство. Удалялась Ева, давно готовая к соитию и детородству: это источало все естесство ее.

– Степаныч, кто она? – Чукалин все еще подрагивал в едва приметном ознобе.

– Запал ты, парень… что, хороша принцесса?

– Королева, бригадир, – угрюмо уточнил Чукалин.

– Наш завуч в школе, по вечерам ведет секцию гимнастики, одна из лучших в области, как тренер. Запа-а-ал, Евгений… но тут как в танке – глухо. Понял? Терпи.

– Давай – ка сменим тему, – сказал Чукалин.

– Во-во. Я тоже «за». Пошли, едрена вошь, брюхо подвело. Ну, борщ сварганили, шибает через ноздри наповал!

…Они уже вступали под навес. Чукалин сосредоточенно и напряженно, прокручивая в памяти рухнувший обвалом в душу визит Виолетты, не удержался. Спросил виновато, у Тихоненко:

– Что у нее стряслось, Степаныч? В чем дело: дети, муж?

– Проехали. Забудь. Тебе ж сказали – тут глухо. А кобелю, который к ней нахрапом полезет  – оторвем дубовую башку. И на фундамент пустим, для крепости.

Отрывисто и холодно отшил студента бригадир: мужик, односельчанин и защитник королевы Виолетты.

ГЛАВА 42

Сотрясалась гора Синай, вся заволоченая дымом, ибо низвергнулся на нее Всемогущий из выси в слепящем и трубном пришествии. Услышал его зов и предостережение Моисей: «Иди ко мне. Но пусть не порывается народ видеть меня, чтобы не пали многие из него. Очертите гору и не должны ступать за эту черту». И пошел на зов Моисей, восходя по дрожащей и крутой тверди в неведомое и нависшее возмездие за сотворенное с Египтом. Изнывала душа в жестокой несовместимости явлений, что обрушились на него и на которые не было ответа. Взойдя в дыму к вершине, увидел Моисей уже знакомый и желанный облик: тот самый – Первый, в сияющей небесным блеском оболочке стоял перед ним.

– Я здесь по твоему зову, Господи, – склонился Моисей.

– Злословишь, неразумный! – отвергнул гневно обращение сошедший с выси. – Всуе треплешь имя Господне! Рядом с Ним все мы лишь пыль пустыни.

– Явившись второй раз в горящем пламени куста, ты сам назвался Господом.

– То был не я. Обманный облик Господа напялил на себя брат мой.

– Благодарю тебя, Маль ах (господин – др.евр.) за истину. С ней легче принимать твое возмездие.

– Ты различил подмену?

– Сомнение настигло, когда Госп… когда твой брат послал меня вести Хабиру в чужие земли с молоком и медом – чтобы отнять их. Мои потуги отказаться пресекались его неодолимой волей… что я мог сделать, я червь пред ним…

– Египет разорен! Лежит в слезах, крови, гниении и трупах! Твое согласье есть твое участье в этом разорении! Ты соглашался, лиг йот эд хамас! (будучи свидетелем-участником насилия – др.евр.)

– Я восходил сюда для кары. Приму ее с покорностью.

– И что? Жабы запрыгнут в Нил, изрыгнёт саранча посевы, а первенцы у Мицраим воскреснут из могил?

– Я не прошу помилованья у Всемогущего.

– Сойди и подтверди народу и старейшим: пусть не порываются восходить ко мне с мерзостью грехов своих, чтобы не поразил я их.

Сошел Моисей и пересказал. Вернулся, встал пред судией. Молчание клубилось тягостно и долго, лишь содрогалась твердь горы и трубный гул внутри нее толчками бил в подошвы.

– Ты созрел, чтобы самому себе стать судьей, – наконец, озвучился Архонт, – и сам определишься с наказаньем. Мы здесь, чтобы родительски решать судьбу иврим-Хабиру.

– Мой повелитель! Я не носил сей народ в чреве разума моего и не рожал его! Тогда как я могу быть отцом и матерью чужого порожденца, напитанного злобой и корыстью?

– Ты его вывел из Египта, чтобы здесь бросить?

Сгибался Моисей под гнетом необратимого. Эта же тяжесть гнула самого Энки, когда-то сотворившего гибрид туземца с Сим-парзитом. Теперь гибрид проник сквозь фильтр Ноева Ковчега и вот, размножившись, клубился у подножия горы, отягощенный златом Мицраим, обвешанный веригами грехов.

– Ты уведешь народ в пустыню. Его должны очистить время и пески.

Пульсировал кипящей плазмой разум Архонта, выстраивая предстоящие Хабиру годы и мили очищенья в песках.

– Ты доверяешь очищенье мне?

– Кто, если не ты? – с неотвратимостью взвалил Маль ах на Моисея его карму – ты и моя скребница Декалог. Теперь забудь о бытие, внимай. Пройдет не один день, пока вберешь в себя. Ты должен пропитаться Декалогом и разновидностью его в других народах, как губка. Мой Декалог подскажет, что надлежит вам исповедовать, что чтить по замыслу Творца.

Он, побывавший в Киммерии Богумира, орошал память Моисея иными ценностями, не совместимыми с Хабиру. Там властвовал Триглав. Мир Бога и помощников его в Галактике именовался Правью. Мир людей – Явью. Мир ушедших предков – Навью. Земным содружеством людей в Киммерии управлял Совет жрецов при храмах Радегоста и Свентовита. Верховный жрец был освящен титулом «Гриве», что означало на деванагари и санскрите «шея». Ее предназначенье было нести через себя заветы головы – Создателя, которые именовались «Фарр» и были некогда получены Богумиром от Велеса.