СТАТУС-КВОта

И что нам оставалось сделать? Конечно же, ми подсказали ключ к шифровкам дешифровальщикам кузена Вили – кайзера Вильгельма. Ему нужна была российская победа над Японией как серпом по яйцам! В итоге к узкоглазым приказы штаба Николашки поступали раньше, чем к Алексееву и Куропаткину. И если посчитать все сальдбульдо, ми получили сто сорок тысяч русских трупов под Вассангоу, Ляояном и Мукденом. Ушла на дно вся русская эскадра под Цусимой. Пал Порт-Артур. И в результате наш красавчик Витте в Портсмунде отдал японцам Квантунский полуостров с Порт – Артуром, КВЖД и половину Сахалина. А наши мальчики из Англии, Германии и США сложили по карманам триста процентов прибыли за проданное им оружие и десять лет беспошлинной торговли.

– Всего сто сорок тысяч трупов? – спросил Энлиль из трона. – Столыпин замесил квашню реформ. И через пять недолгих лет Россия взбухла почти двухмиллионным приплодом славянских выродков. Промышленный продукт возрос в 1,6 раза. Сибирь покрылась сетью новых поселений, больниц и школ, дорог и лесопилок. Ты тупо и бездарно прозевал Столыпина, бездельник. Ты закопался в своих гешехтных частностях, как скарабей в навозе, не замечая главного!

Сгустилось, опаляло гневом тесное пространство. Холодный пот полз по спине Ядира.

– Великий князь… мы бросили на смерть Столыпина полсотни наших лучших террористов.

– И что? К четырнадцатому году зерна в России стало вполовину больше, чем собирали США, Канада, Аргентина вместе взятые! Славяне окончательно забыли, что значит голод!

– Двенадцать наших покушений на Столыпина, Архонт…

– Туземцы зажрались и вывозили масло в Англию, зерно в Европу сотнями вагонов… их самки, едва успевшие разродиться, брюхатились очередным славянским байстрюком. Они плодились тараканами на кухне, где не прибрали пищу со стола.

– Мы напустили на Столыпина всю прессу, стравили с Николаем…две трети думских болтунов облаивали все дела премьера, проваливали большинство его проектов…

– В итоге вы профукали главное: в народы вырвалась одна из грозных истин. Ее сформировал тот же Столыпин. Она гласила: посредник в государстве – худший паразит. И подлежит уничтожению, как клоп и вошь. Впервые за тысячелетия премьер сумел разрушить главную кормушку моих Хабиру, касту которых вывел Меребат-Кадешский Моисей в сорокалетиях блужданий по пустыне. Столыпин ликвидировал среду их обитания. Единственный вожак в столетиях империи, который отстранил торговца – перекупщика от жирного гешехта. Пять миллионов фермерских хозяйств стали получать скот, семена, машины, деньги лишь от государства и Госбанка. Они отрыгивали все это добро, как умная волчица отрыгивает из желудка мясо в пасти своим волчатам. И те растут не днями, а часами. И весть об этом феномене пронизала всю Европу, плодя последышей, которых приходилось убирать.

Вот главная твоя преступная вина!

– Здесь нет моей вины, Архонт. Здесь твоя слабость, – сказал размеренным и тусклым голосом Ядир. Свинцовой тяжестью налит был взгляд, упершийся в пространство.

– Мне вырезать ему язык, владыка?! – паническою судорогою подернулась рука Иосифа, нещадно захлестнула сыромятная петля кощунственную глотку, посмевшую исторгнуть обвинение Князю.

– Пусть говорит, – взвихрилась антрацитовой рябью субстанция над троном.

ГЛАВА 55

Бойцы конторы, дежурившие в вестибюле дома, услышали: вниз идет лифт. Раздвинулись две половинки двери, из лифта выскользнула рослая цыганка с младенцем на руках. Кокон из одеяльца был перевязан засаленной, блекло розовой лентой. Из него чуть слышно, жалобно пискнул младенец.

Смуглявое лицо цыганки с массивной золотой серьгой в ухе с надвинутым на брови радужным платком расплылось в вальяжно-материнской неге: приподняв край одеяла, она заглянула под него, загуркотала шепотом, умильно нагоняя сон таборному байстрюку.

Виляя бедрами, обдав бойцов душною струей «Красной Москвы», бабища в длинной юбке толкнув ногою дверь, вышла из подъезда.

– Коб-была … черт их носит…шатаются с гаданием по квартирам, заполонили город, паразиты, – угрюмо выцедил боец. Второй подключился:

– Под Гудермесом, говорят, их целый табор: почти полста кибиток. Теперь куда ни плюнь – везде эти лахудры с цыганятами, плодятся, как крольчихи.

– На их гадальный век придурков хватит. Слышь, Будкин, москвич Левин, что сидит с Бадмаевым, двух верхних отпустил. А нас? Мы рыжие, что ль здесь торчать?

– Не мы одни. Наружка тоже топчется.

…Цыганка остановилась у телефона автомата. Проворно выудив из под одеяльца резиново – писклявую игрушку «мяу-мяу», бросила ее в урну. Зашла в атомат. Набрала номер. Сказала в трубку сиплым шопотом:

– Как поживаете, Валерий Афанасьевич? Бадмаев.

– О-о, Аверьян Станиславович, дорогой вы мой, наконец-то объявился! Все думаю: куда запропастился мой земляк.

– И я вот поразмыслил: неплохо бы повидаться, припомнить Гудермес. Все там же? Минсельхоз, завсектором, двадцатый кабинет?

– Э-э-нет. Берите выше. Теперь начальствую в отделе. Перебираюсь через дня три в новое кресло. Здесь досиживаю.

– Значит с повышением?