СТАТУС-КВОта

– Закрой рот, бандерлог – размеренно и тускло оборонила иафетка, не открывая глаз.

– Опять шипишь, как кошка на помойке. Я удивляюсь на свое терпение... ты до сих пор не поняла расклада на Ковчеге?

– Пошел вон, раб! – Она плеснула в Ича слепяще-голубым пламенем взгляда.

– Оставь… ее, – с отдышкой обронила Ха. – Зови детей на палубу.

– Что я стою?! Сейчас мы откупорим их, моя маслина…

Он ринулся к люку – упругий, налитый бурлящей и предупредительной родительской заботой. Согнулся над зияющим квадратом, свистнул:

– Гей, байстрюки! Ви где? Я разрешаю всем наверх!

Прорвался к свету из затхлой и сырой утробы трюма слитный визг. Из люка выметывались верткие, ребячьи тельца: иссиня-темные, коричневые, кофейные с лимонной желтизной. Беснуясь в ликовании свободы, ватага обезьяньих огольцов – от карапузов до подростков, зависла на папаше Ич-Адаме. Урча, захлебываясь в нежности, он наслаждался этой возней.

Последними явились к свету первенцы: Сим, Хам и Иафет – чистопородная элита трех заглавных рас. Их различали цвет и мера пищевого рациона, дозируемого Ич-Адамом последний год. Он верховодил главною плотиной продовольствия – кладовой и кухней, распределяя пищевые ручейки команде. Солидным и пропитанным жирком изделем смотрелись негр с семитом: дети Ха и Си от Ноя. Широкостным, обтянутым, казалось одной кожей, был Иафет. Он прятал за спину техзубчатый гарпун, чернела мелкой клеткой власяная сеть на его боку.

Они сошлись у Ноя. Кроткой, виноватой горечью слезился взор у капитана, обнявшего детей: нещадною казармой разлилось бытие на корабле в последние года. И он не мог вернуть его в русло Лада. Но, более того, не мог и объяснить – как все это случилось, поскольку куковали на ухо ночами две жаркие кукушки про пользу и незаменимость, про силу и выносливость мудрейшего Адама.

И отстранившись от бессилия отца, пошел к трем женщинам ариец Иофет.

– Сияющая красотой царица мать, – склонился Иафет перед Иа, продолжил просто и заботливо – я по тебе соскучился.

– Как жаль, что ты не зеркало, в которое я не смотрюсь давно – она обняла и прижалась к сыну. Он наклонился к ее уху, прошептал:

– Теперь ему уж не удастся уморить нас. Сегодня будет пищи досыта. Потерпи.

На палубе пылал костёр в толстенной глиняной корчаге. Истошным хрипом перерезанного горла, только что отблеял баран: теперь с него сдирали шкуру. Расцвечивала палубную черноту липко-багряная сукровица. Отворотившись от грядущего жаркого, которое надменно минует всех, кроме Ха, Си и их детей шел к борту Иофет.

Перемахнул через него, ушел под воду. Корабль ложился в дрейф, и тот час же вокруг накапливалась рыба: отбросы с кухни и помет животных приманивали неудержимо рыбьи стаи. Перед мальчишечьим лицом отсверкивая перламутром чешуи, величественно колыхаясь, скользил толстенный бок матерого группера. Спружинив тело, подросток безошибочным инстинктом определив за жаброй зону сердца, вонзил гарпун в массивность туши. Содрогнувшись, рванулся группер вглубь, дернув за собой мальчишечью невесомость плоти. Но замер: трезубец прошил навылет мускульный мешок сердца.

…Он вынырнул, чтоб закричать: «Спускайте канат!» и ушел под воду. В обильно кровянистой мути истаивала рыбья туша, проваливаясь вглубь. Он ощутил, как жесткий узел мазнул его плечо. Скосив глаза, увидел ворсистую округлость толстого каната. И, намертво сжав древко гарпуна в ладони, вцепился правою рукой, затем зубами в надежную и жесткую шершавость линя.

…Их втаскивали через борт на палубу пять матросов. Обвисла тяжким грузом рыба на гарпуне, не уступая весом гарпунеру.

…Шагал Адам к добытчику гигантской рыбины, катая желваки по скулам. И растолкав матросов, пошел по кругу, втыкая в каждого белесую каленость взгляда:

– Кто дал ему гарпун?! Кто сделал взлом в моей каптерке?! Вы, потсы, скот, когда усвоите, что вещь, принадлежащая Адаму – это второй Адам?! Я буду колотить вас всех по очереди, пока не выбью правду! Я заморю вас голодом, заставлю жрать дерьмо из под енотов в клетках! Ви продолжаете молчать!? Тогда я начинаю.

Он выдернул из рыбы бешеным рывком гарпун, ударил древком по спине ближайшего матроса.

– Ты будешь отвечать Архонту?!

– Ты не Архонт, – сказал у мачты Садихен, – и даже не Адам. Ты стал опять все той же обезьяной.

– Что ты сказал?! – Адам, хищно приседая, шел к Садихену, перехватив удобнее гарпун.

– Давно уже, без разрешения забралась к нам в Ковчег макака по кличке Ич. Пробралась с бабьей похотью к штурвалу корабля. Пришла пора кастрировать ее.

– Ты так мне надоел! – стоял пред штурманом всесильный капитан, давно спихнувший Ноя с высот всевластия. И лишь один на корабле болтался не пристегнутый к отлаженному механизму абсолютной диктатуры – завшивевший строптивый штурман. Пришла пора избавиться от этого «Ничто» – прервать ничтожность его жизни, наглядно, показательно для остальных.

– Скажи нам напоследок что-нибудь, – играл гарпуном Ич.

– Согласно повелению богов, тебя скоро кастрируют.

– А почему нельзя сейчас? – распялил рот в усмешке, наслаждаясь предстоящим Ич.