Чукалин поднялся на тумбочку слева от близнецов, неотрывно, давяще глядя на Багирова. Насмотревшись, отвернулся, в брезгливом тике дернулась щека.
По свистку рухнула в бассейн и замолотила руками разномастная орава, буровя гладь в основном доморощенными саженками, коими бороздила свои реки исконная мужская Русь. Усачевы и Чукалин воткнулись в заплыв длинным нырком. Вынырнули, вспороли воду кролем на груди. К концу первой полусотни опередили всю допотопную ораву на пол бассейна.
Толкнувшись от стены Чукалин сменил стиль – с груди на спиной кроль. Он взвинтил темп, потащил за собой близнецовый тандем. Усачевы, взрезая свинцовую баламуть, зачастили вдогон. Чукалин наддал, мимолетно фиксируя позади белеющую на глазах обескровленность лиц: бешеный, непосильный азарт гнал мореманов. За пять метров до финиша Евген выключил руки, прижал их к бокам, взбивая пенный бурун одними ступнями. Дал обойти себя Усачевым на полметра и коснулся стенки третьим.
Поднырнув под разделительный канат, толкнул плечом Усачева первого:
– Я свое слово держу.
– Эт… точно… – глядя перед собой толкал из себя слоги посиневшими губами пловец, – только тошнит от твоих слов… нам подарка с барского плеча не надо, сами свое возьмем, понял?
– Не бузи браток. Меня здесь уже нет. – Вымахнул на кафельный борт бассейна Евген. – Я тут закруглился. Будь здоров, качай дыхалку.
Растираясь полотенцем почуял на себе взгляд. Обернулся. Под тентом раздевалки на плетеном кресле за столиком с бутылками ситро сидел Щеглов. Он поманил Чукалина пальцем. Евген подошел.
– Попей водички, герой, – велел декан и налил ситро в стакан.
– С барского плеча? – усмехнулся, принимая стакан, Евген. – Спасибо.
– Что такое? – удивился Щеглов.
– Мне сейчас Усачев выдал, нам, говорит, подарка с барского плеча не нужно.
– Мало выдал. В команде, случается, за такую фанаберию и физию бьют.
– За что?
– А ты не понял? Сильный – так бери свое, будь первым. И не хрена объедки со своего стола товарищам бросать.
– У каждой медали две стороны. Вторую сторону я не учел. Вы правы, Евгений Максимович.
– Садись, умник, – жестко велел декан. Глотнул из стакана. – Много пыли от тебя что-то. Еще не вылупился, не принят, а уже хай на весь институт. Софье Борисовне нахамил, Джабрайлова чем-то до истерики довел, с сердцем в поликлинику увезли.
Чукалин молчал.
– Тебе, супермену, не приходило в голову, что из колодца, куда ты успел наплевать, еще пить придется?
Чукалин молча сидел, вбирая в уши разномастный гулкий говор, хлесткий плеск воды о кафель.
– Я, кажется, спросил тебя.
– Вы начальник, я – дурак. Потому молчу.
Щеглов хмыкнул, глянул остро из под кустистых бровей.
– Ладно. Зайдем с другой стороны. – Декан задал абитуриенту несколько деловых вопросов. – У вас есть ответы по существу?
– По существу есть.
– Ну спасибо. Так зачем вы ни с того ни с сего нахамили Софье Борисовне в приемной комиссии?
– Сказать очумелой, злой бабенке, чтобы она оставляла свою злость и бигуди на кухне – это не значит «хамить».
– Что-что? – изумленно подался вперед Щеглов. – Ты соображаешь, что буровишь?
– Да ладно, Евгений Максимович… Эта синайская кошара всех вас как мышат в когтях держит, – тихо и угрюмо обронил Чукалин.
– Та-ак. Ты, брат, случайно не приболел головкой?
– Вы просили по существу. Или хватит существа?
– Нет не хватит, валяй дальше. Это становится интересным.
– Про колодец, куда я наплевал. Во-первых, передать привет Джабраилову от моего учителя – это еще не плевок. Во-вторых, откуда вы взяли, что я собираюсь пить из вашего колодца?
– Не понял. Ты не собираешься здесь учиться?
– Конечно, нет.
– Оригинально. За каким чертом вся эта клоунада с экзаменом?
– Увидеть всех вас, передать привет пальцем деланым доцентам Джабрайлову с Багировым от моего учителя. И вам впридачу.
– Что за приветы, от коих Джабрайлов валится в клинку с приступом? Что ты ему ляпнул?
– Жидковат доцент оказался. Вы, наверно, покрепче, все же в высоком кресле сидите. Правда, в чужом.
Щеглов откинулся на плетеную спинку кресла, закрыл глаза. На щеках вспухли, но тут же пропали желваки. Сидел, седой, скучный, подставляя лицо солнечному зайцу – слепящему пятну из холщовой прорехи над головой. Заговорил размеренно, не открывая глаз.
– Вот что, молодой человек… как вас там, Чукалин? У вас мания величия на базе вялотекущей шизофрении. Мне, как декану, стал неинтересен дальнейший разговор, не смотря на ваши исключительные данные. А если проще: пошел вон, наглец. Заберешь свои документы сегодня же.
Щеглов отхлебнул ситро, смакуя, смочил горло прохладной шипучей влагой.
– Хорошая реакция у вас на наглецов. А привет вам я все же передам от моего учителя. Его зовут Аверьян Станиславович Бердников. Тот самый, в чьем кресле вы сидите. Счастливо оставаться в вашем колодце, Евгений Максимович.
Он поднялся, пристроил на стул, стал застегивать сумку, искоса поглядывая на декана. Крепок оказался мужик, выдержал удар прилично. Поставил стакан на стол – не колыхнулась пузырчатая гладь внутри. Сцепил руки. Убрал их со стола: дрожью взялись пальцы.