СТАТУС-КВОта

Я дам Аверьяну возможность вести таких, как ты, с нуля и до олимпийской медали. Я сумею пробить для него тренерскую школу высшего мастерства, со мной уже говорили на эту тему в обкоме. Я буду при нем снабженцем! Кухаркой! Уборщицей! Мы с ним одной крови. И имя Аверьяна должно греметь на всю Европу, мир!

– Рядом с вашим?

– А ты как думал?! – плеснул в глаза Евгену перламутровым оскалом декан – рядом с моим.– Ты едешь со мной? Или мы будет обмениваться с Аверьяном писульками?

– Вас скушают, Евгений Максимович. Ректор, Софочка, Джабрайлов с Багировым. Эта компашка сожрет вас с Бадмаевым и выплюнет косточки, – поставил последнюю контрольную загородку Чукалин.

– Эта мои заботы! – Рявкнул Щеглов, уже не держа голоса, так что разом развернулся на них весь бассейн.

Неукротимо – яростным, белым овалом пульсировала его аура, плавно перетекая по окаему в кипящий рубиновый сок. Тот слабел, выцветал в малиновую голубизну, истаивал до туманца и сливался с безмятежностью небес.

– Так ты едешь?

– Бегу на цырлах, – с жутковатой любезностью отозвался младший, и вроде бы подровнявшийся под декана, тезка, – но мне нужно пятнадцать минут. Я сбегаю в институт посмотреть.

– Что посмотреть? – нетерпеливо глянул на часы Щеглов.

– Вашу икону, – выдал свой последний ребус абитуриент Чукалин. Убежал.

Он исподволь, вкрадчивым напором раскалял эту спорт-шишку с самого утра, он звал его в спарринг к учителю своему, звал – не пуская. Играл свою зазывную игру, стращал и завлекал, дергал нити самолюбия, калил и опускал декана в остуду высокомерных возражений. Теперь боевой клинок, кажется, готов. И светит устойчиво холодным блеском перед боем в институте. Он должен, он обязан был вернуть Бердникова из Гудермеса в тренерскую необъятную ширь. Которая может возникнуть только в этом институте.

ГЛАВА 18

Разум Энки был воспален грядущей катастрофой. В который раз перебирал он в памяти смысловые блоки разговора с Полифемом. И самый главный блок – построить Ковчег, как фильтр для аборигенов… отфильтровать громадный, расплодившийся на Ки этнос, в чьих генах пульсировала хромосомно тварь Хам-Мельо… убить весь био-вид разумных, к созданию которого он сам приложил руку… стереть с лица земли неповторимость целого народа, несущего угрозы послепотопной жизни…

Он вдруг понял, что не сможет это сделать вот так сразу, не попытавшись разобраться еще раз в особенностях расы Адама-Ича, не взвесив еще раз все аргументы «за» и «против».

Для этого понадобится все необъятна мощь Мега-синтезатора (Мегсинта), в который он вкладывал свой конструкторский потенциал последние две сотни лет. Лишь малой составной частью Мегсинта стала информсокровищница МЕ, где спрессовались познанья клана Анунаков.

Мегсинт был в состоянии анализировать, раскладывать на атомарные структуры всю нейро-сущность человека, исследовать его био-поля, фиксировать зарождение и протекание патологических процессов в организме. Мегсинт тысячекратно усиливал способности Энки подключаться к Информобанку Вселенной: отображать прошедшее, заглядывать в тысячелетние прослойки будущих веков. Теперь он мог рассечь непроницаемую оболочку кокона, куда была запрятана непознаваемость грядущего. Он мог познать: что будет с этим грядущим, если туда проникнут Ич-Хабировцы?

…Ему отловили в низовьях Нила и доставили в мед-центр Shu-rup-pak роскошный экземпляр громадной ящерицы – самца Хам-мельо.

Вначале он исследовал у твари моторные инстинкты и рефлексы, смышленность, логику и быстроту реакции на изменение среды – при нагнетании в ней экстремальной составной. Затем, все усложняя опыты, он вычислил в Хам-мельо скорость обработки информации и максимальное количество объектов, которое способно удержать сознание и память. Что верховодит и преобладает в поведении Хам-мельо: сознательнось реакций или набор из вековых рефлексов и инстинктов?

Ссумировав итоги опытов, Мегсинт обобщил полученные данные, чтобы сделать неоспоримый вывод: Хам-мельо, имеющий две половины (доли) мозга, как у приматов, в сущности своей харизматический и совершенный представитель левацких био-видов. В нем верховодило и диктовало поведение при изменениях среды левое полушарие мозга, где обосновались бытовая озабоченность, неодолимая тяга к лидерству, агрессивно-паразитарная конкретика, бессодержательная формалистика.

Над всеми качествами доминировала приспособленческая ложь: умение в расцвете сил казаться слабым, вилять хвостом, изображая предельно видовую родственность перед грабительским гипно-сеансом, легко и с удовольствием принимать несвойственную его виду ложную окраску.

После Хам-мельо Энки затребовал к себе для продолженья опытов двух мутантов: Адама-Ича и Ноя – Атрахасиса. Их интеллект был наивысшим средь аборигенов в Междуречье.