СТАТУС-КВОта

– Женюра… ты где?

– Хаволь (иди сюда – чеч.) на балкон, Дездемона – он отозвался, напитавшись облегчением: все труднее короталось одиночество без жены.

Она вошла.

– Щеглов! Вообрази ситуацию. Веду занятия в зале, работаем с Виолой. Вдруг распахивается дверь и в зал единым махом вламывается… некий гладиатор! Прелестное, могучее дитя с греческим носом и торсом Геракла. Застывает на месте и впяливается в нас с Виолочкой. Смотрит непрерывно. Виолочка моя – запала! Наповал и сразу. Ты представляешь, что значит запасть этому хилому цветочку, без аромата, который пока даже не догадывается, что она женщина.

– Он не на вас пялился – на тебя, Дездемонище, – с видимым и явным удовольствием расшифровал чукалинскую «икону» декан. Он от меня сбежал на тебя посмотреть.

Темным силуэтом скользнула к нему точеная фигурка, прижалась заслужено-мастерским бедром к плечу, запустила пятерню в густую шевелюру. Вдохнула трепетавшими ноздрями запах чая, окалину от раскалившихся извилин в голове у мужа. Дым сигареты.

– Ты не курил год, мерзавец эдакий! Ну, что стряслось?

– Здесь Бердников. Тот самый Аверьян. Три года в Гудермесе рулит спортшколой – он вывалил глыбу-новость на голову жены сразу.

– Живой?! – слабо охнула, содрогнулась она. – И… что… теперь?

Пожаром полыхнуло в памяти: затравленный, сочащейся мукой взгляд Аверьяна, когда она и муж подняли руки на парткоме:

«И ты с ними?!»

«Боже мой, Аверьянушка, как я могу пойти против всех, как я могу не с ними, как?! – выкричала она тогда свой неслышный вопль.

– И что ж теперь! – жалко, подрагивая в ознобе, повторила жена.

– Теперь рубить Гордиевы узлы будем. С утра начну.

– Откуда узнал об Аверьяне?

– Я был у него в Гудермесе.

– Ты… был у него?!

– Да. Получил сполна за все, что мы тогда натворили, за все, что мне причиталось.

– Пять лет булыжник на душе... пять лет!.

– Все! Никаких булыжников. Он дал согласие прибыть ко мне. Идет под меня на факультет. С условием …

– Господи… Аверьянушка жив! – только теперь до нее дошло, обрушилось.

– Он вывалился из другого мира с фамилией Бадмаев. Теперь это застегнутый на все замки био-механизм, набитый тайнами не нашего калибра. Знаешь чего я не могу понять до сих пор: на кой черт ему нужен я с моим драным, неандертальским факультетом? Почему он согласился? Его же с руками и ногами оторвут и Ленинград, и Киев, и Москва, если он захочет. Он достиг потолка в нашем деле, куда большинству из нас не допрыгнуть. Трое его выпускников этого года уже в Питере, и не как – нибудь, а первыми номерами! То, что он почти не говорит, ерунда, через час к нему привыкаешь и начинаешь понимать суть. Так почему он согласился ко мне, до сих пор не верю?

Она, «икона», знала – почему. Ей всегда казалось, что она знала, и она смаковала это знание, гордилась этим.

Тишину проткнул приглушенный балконным стеклом звонок телефона. Вера шагнула к двери.

– Не поднимай, – остановил Щеглов. – Сегодня вообще не поднимай. Мне никто не нужен.

Утром ровно в восемь взорвал тишину телефон. Щеглов глянул на часы, хмыкнул: надо же, не дотерпел до девяти! Нутро щекотно холодил, расползаясь в груди, боевой азарт. Он поднял трубку.

– Да.

– Где вас вчера так бесследно носило, Евгений Максимович? – сварливо и облегченно выпела мембрана трубки. – Я оборвал все телефоны от деканата до спортзалов.

– Что-нибудь случилось?

– Ровным счетом ничего. Но… пастух обязан ведь знать, где щиплет травку его овечка. Так где же вас носило, коллега?

– Вчера убыл на несколько часов в район, знакомился с одной любопытной школой.

– А что в ней любопытного?

– Валентин Семенович, в восемь утра, по домашнему телефону, да еще про сельскую школу – моветон. Если вас это действительно интересует, прибуду и обстоятельно доложу все на работе – как декан ректору.

– Удивительная у вас натура, голубчик, – попенял профессорский тенорок. – Вы разворачиваете любой невинный вопрос в такую агрессивную плоскость, что и не знаешь, на какой козе к вам подъехать.

– Сегодня – на лабораторной, Валентин Семенович, спортивно-лабораторной. Так все-таки, что стряслось? Восемь часов на циферблате.

– Боже упаси нас от встрясок. Просто... Вчера вылез э-э… гвоздем в стуле… э-э… ажиотажец с Софьей Борисовной и неким абитуриентом Чукалиным. По сведениям – беспримерной наглости абитуриент. Ваш. Вы не могли бы просветить подробней?

– Могу. И достаточно компетентно. Поскольку вчера я сам наблюдал весь процесс экзаменов именно этого абитуриента. В связи с пожеланием Софьи Борисовны.

– И каковы впечатления?

– За двенадцать лет существования факультета к нам еще не пыталась поступить личность с таким уровнем спортивных дарований. И такой сумасшедшей перспективой роста.

–  Так с маху, с лету из вас феерический фонтан. Евгений Максимович, э-э… учитесь, наконец, властвовать собой. И согласитесь, я не могу не принять во внимание мнение уважаемой заведующей вашей же лаборатории, кандидата наук со стажем и опытом работы. Я прошу вас еще раз: войдите в мое …