Стеклянные дома

– Перестраивайтесь, Мадлен. Создайте нечто новое, смелое. У нас есть шанс. Пока никто не подозревает, что нам это по силам. Пока никто не смотрит. Ваш муж не одинок. Все считают, что Квебекская полиция понесла непоправимый ущерб. И дело не только в ее репутации: она гниет изнутри. Вся конструкция готова рухнуть. И знаете что? Они правы. Так что мы можем либо тратить время, силы и ресурсы, ставя подпорки умирающей структуре, либо начать все заново.

– И что мы должны делать? – спросила Туссен, захваченная его энтузиазмом.

Гамаш откинулся назад:

– Не знаю.

Она почувствовала, что сдувается, как воздушный шарик, но самую малость. В глубине души она радовалась услышанному. Это означало, что можно внести свой вклад в обновление, а не просто исполнять приказы.

– Мне нужны идеи, – сказал Гамаш. – От вас. От других. Я думал об этом.

Этой осенью он часто сидел по утрам и вечерам на скамье над Тремя Соснами, куда приходил вместе с Анри и Грейси. На скамье, на которой было написано: «Удивленные радостью», а над этой надписью другая: «Храбрый человек в храброй стране».

Гамаш смотрел на маленькую деревню, живущую своей жизнью, смотрел вдаль – на горы, лес, ленту золотой реки. И думал. Думал.

Он дважды отвергал предложение стать старшим суперинтендантом Квебекской полиции, главным копом. Отчасти потому, что не хотел стоять на капитанском мостике, когда корабль, которым он восхищался прежде, пойдет на дно. А Гамаш не видел способов его спасения.

Но когда ему сделали предложение в третий раз, он снова сел на скамью и стал думать. О коррупции. О понесенном ущербе.

Он думал о Полицейской академии и молодых рекрутах. Он думал о мирной жизни. О тишине. Здесь, в Трех Соснах. В деревне, которой нет ни на картах, ни на навигаторах.

В безопасности.

Часто к нему присоединялась Рейн-Мари. И они тихо сидели бок о бок. Но однажды вечером она заговорила.

– Я думала об Одиссее, – сказала она.

– Странно. – Он посмотрел на нее. – А я – нет.

Рейн-Мари рассмеялась:

– Я думала о его отставке.

– Одиссей ушел в отставку?

– Да. Он состарился, устал. От войны. Даже от моря устал. И тогда он взял весло и ушел в лес. Он шел и шел, пока не встретил людей, которые не знали, что такое весло. И там, среди этого народа, он обустроил себе дом. Где никто не знал имени Одиссей. Где никто не слышал о Троянской войне. Где он мог жить неузнанным. Жить в мире.

Арман долго сидел совершенно неподвижно и молча, глядя на Три Сосны.

Потом он поднялся и пошел домой. И позвонил.

Одиссей закончил сражение. Выиграл свою войну.

Гамаш пока еще не выиграл. И не проиграл. Ему предстояла как минимум еще одна битва.

И вот он сидел в бистро в Старом Монреале с очень молодым суперинтендантом и разговаривал о кораблях.

– Мой муж был прав, когда говорил о корабле, который дал течь. Но в другом он ошибался. Я не одна.

– Да, не одна.

Туссен кивнула. Она слишком долго оставалась одна и даже не заметила, когда ситуация изменилась. Ее окружали коллеги. Люди, которые стояли не за ней, а рядом с ней.

– Мы должны все построить заново, – сказала она. – Сжечь корабли. Назад пути нет.

Гамаш пристально посмотрел на нее и откинулся на спинку стула.

– Patron? – встревожилась она, подумав, что с ним случился petit mal. Или даже grand mal,[27] судя по тому, сколько времени это тянется.

– Прошу прощения, – наконец проговорил Гамаш и подтянул к себе салфетку.

Он достал из кармана ручку, написал на салфетке несколько слов, поднял голову и посмотрел на Туссен с сияющей улыбкой. Потом сложил салфетку и сунул в карман. Наклонившись над столом, сказал:

– Именно это мы и сделаем. Мы не будем заделывать течь. Мы сожжем корабли.

И уверенно кивнул.

Суперинтендант Туссен вернулась в свой кабинет, заряженная новой энергией. Взбодрившаяся. Такой эффект произвели на нее слова Гамаша. И она пыталась не думать о сумасшедшинке, которая сквозила в тоне старшего суперинтенданта.

Мадлен Туссен, возможно, была первой, но, прежде чем все закончится, она будет далеко не последней, кто подумал, что новый глава Квебекской полиции сошел с ума.

Глава тринадцатая

В тот день прошло несколько совещаний, включая и короткое с инспектором Бовуаром, который хотел обсудить предложение о том, чтобы организовать в Квебекской полиции роту почетного караула.

– Как у военных, – сказал Бовуар. – Движение сомкнутым строем.

Старший суперинтендант Гамаш слушал без энтузиазма.

– И зачем нам это надо?

– В общем, идея не моя, мне ее подарил один из старших офицеров. Когда я отсмеялся, то начал ее обдумывать.

Он строго посмотрел на босса предупреждающим взглядом, призывая напрячь мозги. Гамаш поднял руки, сдаваясь.

– Можно было бы начать с тренировок в академии, – продолжил Бовуар. – Я думаю, это будет большим стимулом к объединению, но также мы можем перенести такую практику на места. Вы постоянно говорите, как нам важно вернуть доверие. Мы можем посещать школы и культурные центры, устраивать там показы. Возможно, привлекать средства на благотворительные цели для местных бесплатных столовых и центров реабилитации.

Теперь Гамаш слушал внимательно и кивал.