Стеклобой

Моя жизнь превратилась в цепь экспериментов, результаты которых фиксировались папой. Им же делались выкладки и строились графики. Нет, сам я их не видел, но уверен в том, что они есть, как знаю, что обратная сторона Луны существует. Иначе не могло было быть, это единственная форма взаимодействия с действительностью, на которую был способен отец. Он беседовал с преподавателями, посещал все отчетные выставки, концерты и соревнования, что-то помечая в своей черной книжечке, однако никаких результатов никогда со мной не обсуждал. Знаешь, больше всего я был похож на птицу редкого вида, за которой наблюдает дотошный орнитолог. И птица эта не летает на воле, а содержится в специальном заповеднике, окруженном невидимой птичьим глазом сеткой. Орнитолог был собран, сдержан, всегда владел собой и не боролся, например, с желанием поговорить с птицей или погладить ее пальцем по голове. Измерял размах крыльев и затягивал потуже кольцо на лапке.

Так вот, моя дорогая комната практически не видела меня, а я не видел ее, потому что по вечерам падал с ног от усталости, а по утрам скакал перед открытым окном, развивая плечевой пояс для плавания и мышцы икр и стоп для прыжков под сеткой.

Думаю, руководители кружков объясняли папе, что невозможно достичь серьезных успехов, пытаясь объять столь разные области одним мной, но папа делал логичный вывод — как только успехи проявят себя, все отвлекающее будет свернуто.

Год прошел в горячечном бреду, я должен был успевать в сто мест одновременно и жил в постоянном страхе, что перепутаю дни и явлюсь на занятие по скрипке в плавках, а вместо натюрморта изображу план атаки на игровом поле. Нельзя сказать, что я не мог протестовать. Наверняка мог, но вся эта рутина затянула меня и переварила. Казалось, что если я что-то в ней нарушу, произойдет нечто ужасное.

Не нужно даже объяснять, что достижения мои были плачевны. Но педагоги, то ли жалея меня, то ли опасаясь прямых вопросов папы, всегда отправляли мои работы на конкурсы, а самого меня на концерты и соревнования.